Одна среди демонов

***

Александр Гузенко и Джек
От первого до последнего шага этой несчастной собаке, оставленной на произвол судьбы несказанно везло, начиная от того прыжка по оледенелой елке на крышу и до нахождения единственного укрытия в балагане. Сейчас же волк не оставил ни одного шанса к спасению, перекрыв единственный путь к балагану. Оставалось только сражаться с этим лесным демоном или прыгать в темную, кипящую воду переката и каким-то образом выбраться на тонкий и подмытый край льда. Там и там, собаку ожидала смерть, и надеяться можно было только на везение или случай, или на добрых таежных духов, так помогавшим некогда обитающим в тайге охотникам-эвенкам. Что именно сработало в тот момент, так и останется в нераскрытых таежных тайнах, бесконечно скрытых во времени и лесных просторах. Волк все ближе подбирался к Лайме по узкому скальному карнизу и, случись это летом, успех в охоте за собакой несомненно бы принес успех.

Промашки редко случаются у опытных охотников, всю жизнь посвятивших тайге и тем более у волков, лис и прочей лесной живности, выживаемой в суровых условиях северной природы. Она же, дикая природа не прощает ошибок ни человеку, не зверю и все, в той или иной мере могут стать жертвами или оказаться на месте своих жертв. В тот момент все решила маленькая сосулька, сорвавшаяся со скалы сверху под действием набирающего силу солнца.

Одна из лап волка, ища опоры на узком карнизе, наступила на кусочек оторвавшегося льда, а остальные три не удержались на сырой поверхности камня и заскользили вниз по скале. Волк, судорожно искал опоры, но её не существовало для очередной таежной жертвы и духи древних эвенков были не на его стороне… На какие-то секунды ему удалось затормозить падение и серое тело демона с шумом и всплеском сорвалось в темную стремнину речного переката. Тяжелое тело хищника ушло под воду целиком, но мощные лапы и умение хорошо плавать, позволило волку вынырнуть в полуметре от ледового поля, размываемого весенним потоком.

Волк вложил все силы для последнего броска на кромку льда, но та предательски подломилась и поток, еще сильнее потянул хищника вниз. Будь течение помедленнее, возможно сильному лесному зверю и удалось бы проплыть к дальнему краю промоины, где лед толще и прочнее, но поток оказался сильнее. (прим. К редактору: Спасти волка или нет? Вариант два) Голова демона еще два раза показалась из воды и через минуту исчезла под самой кромкой. Верила или нет Лайма в свое чудесное спасение, стоило только догадываться, но в отличии от нас людей, наделяющих собак почти человеческим интеллектом, таежные собаки , не размышляя о произошедшем долго, воспользовались моментом спасения в полную меру. Прыжками преодолев опасный карниз, Лайма устремилась к балагану и спасительной елке. Несколько мгновений и она уже лежала на нарах, где одеяло еще отдаленно сохраняло запах Седого. Почувствовав себя в полной безопасности, она закрыла глаза, вернувшись в мир снов, где все также стояло лето и они, вместе с Витимом грелись у костра, где Седой варил такой всегда вкусный кулеш из изюбра.

В отличии от людей, собаки быстро забывают плохое, и нам бы многому стоило поучиться у таежных собак, и не только той преданности, о которой уже сотнями лет пишут литераторы и пытаются отобразить их мимику и выражение морды (лица) кинематографисты. Эти существа и переживают, похоже, так же, как мы и гораздо быстрее перестраиваются на все хорошее, что можно взять от жизни. Как сказал один знакомый поэт: «Знаю, есть у них хвост и условный рефлекс, но откуда характер их верный и твердый?»

Просунув нос в щель под дверью и убедившись, что демонами не пахнет, Лайма уже на второй день выскочила на улицу и ощутила странный будоражащий душу запах, необычно приятный и совсем не страшный. Он окружал балаган сиреневым туманом тающего на солнце снега, волнами струился от древесной коры и капающих сосулек под крышей. Шорох, доносившийся с реки, заставил ее повернуться к берегу, но отнюдь не лапы демонов издавали его. Вода, стесненная морозами всю зиму, вышла на лед и отламывая льдины, одну за другой, заставляла их как сказочных белых медведей, наползать друг на друга с шорохом и треском.

Зима сдавала позиции одну за другой и если еще в тени она властвовала, то на солнце ее поражение становилось явным с каждым днем. Стволы листвянок и елок с солнечной стороны заискрились желтыми каплями выступающей смолы и запах смолы, и хвои стал сильнее и уже не такой холодный ветерок разносил его по всей тайге, будил и будоражил лесное зверье. Общее пробуждение природы не миновало и волков. Они лишь изредка показывались в пределах балагана, надеясь на случайность, но Лайма не теряла осторожности и веры, что когда-нибудь снова настанут добрые времена. Наст, укрепляющийся поутру от ночных морозов, достаточно громко предупреждал о приближении любого крупного зверя к ее жилищу. Когда он становился хрупким от восходящего солнца, Лайма могла даже слышать осторожную поступь лисицы и взбудораженные весенним теплом заячьи игры. Зверье теряло осторожность с наступлением гона и однажды ей удалось увидеть, как лиса тащила в зубах зазевавшегося зайца-беляка. С лаем, она кинулась за рыжей и та, обессиленная прыжками по проваливающемуся снегу, бросила остатки зайца. Лайма оттащила зайца поближе к балагану и с удовольствием полакомилась свежатиной, хрустя у самого порога сочными косточками лесного грызуна. Такая добыча прибавила в ней силы, оказавшись вкуснее и посущественнее полевок, и сухих макарон из надорванного мешка.

В ту же ночь ее разбудил скрежет и шум проснувшейся реки. Перекат все больше и больше размывала талая вода, с каждым днем поднимавшаяся все выше и выше, но Лайме река не угрожала! Седой поставил балаган на высоком пригорке, куда, даже в самое большое половодье, вода не доставала, останавливаясь в каком-нибудь десятке метров. Иногда, ещё с севера налетали бешеные ветра и метели, но планета все больше разворачивала таежную сторону Земли к солнечному теплу и слуги зимы рассеивались по горным ущельям, прячась в вековых нетающих ледниках, глубоких таежных распадках. Там они будут лежать в глубоком сне, давая природе, вновь проснутся на сравнительно короткое северное лето и разбудить их вновь сможет только новая зима. Однажды, шум сыплющийся с неба ледяной «крупы» сменил звук резких ударов капель дождя, темные тучи нависли над горами так низко, что коснулись вершин высоких елок и кедра, а к утру, последние сугробы потемнели и пожухли. Река проснулась в полной мере, и последние льдины неслись по мутной талой воде, убегая на север в большую Реку и дальше к океану, где в его ледяных водах еще можно было найти спасение. Тайга все больше наполнялась голосами птиц, и небеса не отставали, пропуская караваны гусей и косяки уток на север, вслед уходящим льдинам. Демонам также было не до одинокой собаки, и стая пировала на туше, отбившегося от стада неосторожного изюбра, а молодые и подросшие за год самцы волков дрались на полянах за приоритет перед своими самками. Природа не терпела застоя ни во временах года, ни в продолжении жизни, и это тоже спасало нашу Лайму!

На ветлах начали раскрываться пушистые почки, и появились первые подснежники, и солнце уже долго не заходило за горизонт, и река стала входить в свои берега, а Лайма все лежала на прибрежной косе, положив голову на передние лапы, и все смотрела на реку за поворот. Река же выносила из-за излучины только последние стволы деревьев, смытые половодьем, разговаривала с собакой языком перекатов. Если прислушаться, то разговор водных струй доносил звуки всего, что когда-либо происходило в тайге и по поверьям древних эвенков, все прошлые звуки сохранялись в памяти реки. Лайма слушала, вдруг среди всех перешептываний переката послышаться голоса Седого и лай Витима, но река повторяла только одно: «Жди, жди, жди…»

С теплом и последними снежными сугробами, пришли к Лайме и новые напасти. На местности объявил себя проснувшийся после зимы медведь и вот теперь он, разграбив несколько старательских балаганов вдоль реки, подбирался и к владениям Седого. В отличии от волков, он не грозил особой опасности собаке и его целью были только оставленные в балагане продукты, которые он чуял за версту. Одной медвежьей силы вполне хватало, чтобы в отличии от волков, развалить тонкие дощатые стены балагана. Пока на сотню километров в тайге не появились старатели и охотники, медведь беспрепятственно добрался и до нашего балагана и среди дня стал обходить людское жилище, тщательно обнюхивая все возможные щели. Лайма, гревшаяся на солнечной стороне речной косы, встрепенулась и громким лаем попыталась отогнать непрошенного гостя. Вначале ей это удалось и медведь, не ожидавший в пустынной тайге увидеть собаку, отступил в лес. Побродив по тайге еще день вокруг балагана, медведь убедился, что кроме собаки ему некого опасаться и ружье охотника ему пока не грозило. В следующий раз он подобрался к балагану ранним утром и своим сопением и скрежетом лап, раздирающих обитые толью доски, заставил Лайму выскочить из балагана.

Как не старалась собака отогнать обнаглевшего зверя от жилища, он продолжал свое дело, не обращая никакого внимания на надоедливый лай, пока Лайма, осмелев, не попыталась укусить его за «меховые» штаны. Она едва не захлебнулась, лая и отплевывая изо рта куски медвежьей шерсти, а медведь развернулся и бросился на досадившую его собаку. Лайма едва успела отскочить в сторону, и лапа медведя только зацепила землю и мох в полуметре от неё. Медведь оскалил зубы и рявкнул, но и это не испугало Лайму, и она лишь отбежав подальше, продолжала лаять на бурого вора. Так повторялось несколько раз - как только медведь пытался вскрыть балаган, собака кидалась ему под задние лапы и пыталась укусить вновь. Ему почти удалось отодрать одну из досок на стенке балагана, но ярость собаки и в этот раз заставила зверя отступить. Он убежал недалеко и прилег отдохнуть в зарослях тальника, готовясь в следующий раз достигнуть своей цели и хорошо поживиться в избушке. Весной, в лесах, медведям, оголодавшим после долгой спячки, трудно найти что-то съедобное. Ни муравейники, ни грибы, корешки еще только появлялись из-под снега, и голод заставлял зверье искать более сытной и легкой пищи. Такая могла быть только в человеческом жилье и только, назойливая собака спутала все его планы. Убедившись, что на помощь собаке никто не прейдет и она, одна представляла собой опасность не большую, чем укус комара, медведь ринулся к балагану вновь.

Лайма охрипла от лая, но медведь, уже вовсе не обращая на неё внимания, продолжил свое пакостное дело, отрывая доски одну за другой. Последняя надежда на безопасное для собаки жилище таяла с каждой минутой, и медведь открывал дорогу всем врагам Лаймы, лишая собаку последнего шанса на спасение в одиночку. Еще несколько раз Лайма попыталась прокусить толстую медвежью шерсть, но все это не возымело действия на зверя уже чувствующего скорую поживу в продуктах Седого. Лайма, устав от бесполезных нападений, отбежала в сторону и, высунув разгоряченный язык и тяжело дыша, легла вблизи балагана, набираясь растраченных сил для новой атаки. Стоял солнечный, хотя и ветреный день и шумящие вершины елей гасили все весенние звуки в оживающей тайге. Иногда, шум ветра, перекрывал шум переката, особенно многоводного после весеннего паводка, но Лайму вдруг насторожил другой, необычный для тайги звук. Он доносился не с реки и вначале походил на первого зудящего комара. Лайма подняла голову и насторожилась! Звук существовал, и ее чуткий слух улавливал его все больше и больше. Звук плыл над тайгой, все громче и громче покоряя все её иные звуки и шорохи. Какой-то неуловимой поначалу симфонией, он заставлял притихнуть другую музыку ветра и переката, он царствовал над всем миром, над всеми бедами и демонами бескрайних лесных просторов. Поначалу Лайме показалось, что только медведь, уже просунувший лапу в балаган, не слышит ничего, но вот и он, остановился и поднял голову, прислушиваясь. Лайма, лежа на пригорке, смотрела в ту сторону, откуда раздавалось жужжание и сквозь еще голые ветви лиственниц, наконец, заметила того «комара», приближающегося и увеличивающегося в размерах с каждой секундой.

На её глазах «комар» превратился в стрекозу, но и она ежесекундно увеличивалась до огромных размеров, пока не превратилась в желто-синий геологический вертолет, закрывший полнеба над речной косой. Победной симфонией звук винтов вертолета навис над рекой, тайгой и балаганом. Медведь опрометью бежал по тундре, и когда Лайма повернулась к балагану, там уже никого не было. Вертолет плавно опустился на речную косу, но Лайма, давно не видевшая человеческой техники, с опаской глядела на «железную стрекозу», не зная, что ожидать от неё, но ее чутье подсказывало, что все ее страхи кончились. Люк входной двери распахнулся и из вертолета, с карабином в руках на речную гальку выпрыгнул человек, которого собака могла узнать среди тысяч таежных охотников и через тысячу лет его отсутствия. Седой, повесил карабин на плечо и широкими шагами шел к балагану, раскинув призывно руки к ожидавшей так долго его Лайме. Та взвизгнула и бросилась, нет, полетела к нему на руки, сомкнувшиеся на её видных под шерстью худых ребрах… Его мокрое от языка лицо, улыбалось во всю ширину раскосых восточных глаз, которые воочию видели чудом выжившую за зиму собаку. Вертолет выгрузил продукты и оборудование для предстоящего сезона и вертолетчики, покурив, собрались улетать до следующих приисков, разбросанных на сотни километров в безграничной тайге. Седой поблагодарил летунов и они, прикрыв люки, включили двигатель. Лопасти, вначале лениво, а потом все сильнее и быстрее завертелись, и желто-синяя «стрекоза» зависла на минуту в воздухе над рекою.

«Игорь… - сказал бортмеханик второму пилоту - …Посмотри, какая идиллия!» Пока командир прикидывал высоту подъема, два вертолетчика прильнули к иллюминатору. Там, внизу на речной косе махали им вслед два счастливых существа, человек и собака, наконец встретившие друг друга… Седой - рукой, Лайма - хвостом!

Примечание: В реанимированной истории участвовали реальные лица и собаки забайкальской тайги и, возможно, те путники, которые будут сплывать на тех реках, когда-либо их встретят… Передайте им привет!
Оформление книги: Сергей Чурсин, Владивосток

Аллергия на таящий снег

Зимой в период оттепелей у многих собак появляются признаки аллергии. Это заболевание, известное как "аллергия на таящий снег", в основном вызвано тем, что снег аккумулирует из атмосферы большое количество вредных веществ, а при таянии снега эти вещества начинают выделяться. Концентрация паров бензина, масел,
  • 100

Сладкая парочка

Ольга Альтовская Как радостно жить, несмотря ни на что! С собачкой гулять надеваю пальто. И – с лаем во двор. Поводок, как струна. По парку кружа, с нами ходит весна. Там светел аллеи платок кружевной! Там солнца сияющий лик надо мной! Там пахнет арбузами тающий снег! Там смел на проталине нежный побег! Морозом последним, зима, не
  • 100

Я эту собаку запомнил как человека

Я эту собаку запомнил как человека.Случилось такое в концлагере, в 44-м, зимой. Игрался спектакль"Охота ХХ века" Перед шеренгой застывшей, от страха немой. У коменданта была привязанность к догам, И был экземпляр - казался слоном среди всех. Даже эсэсовцы боялись верзилу-бога. И вот этот зверь шагнул величаво на снег. И
  • 100

Гимн собачника

Не важно - снег или жара, Я выхожу во двор с утра. Я не спортсмен, не дворник и не дачник. Не на работу я спешу, Я так живу и так дышу. Я просто вышла погулять. Ведь я - "собачник". Пусть крутят пальцем у виска, Качают головой слегка, Мол, - крышу почините - протекает! Мне объясняться не досуг, Что этот пёс - мой лучший
  • 100

Иван Бунин. Стихотворение "Собака".

Бунин Иван Алексеевич Мечтай, мечтай. Все уже и тусклей Ты смотришь золотистыми глазами На вьюжный двор, на снег, прилипший к раме, На метлы гулких, дымных тополей. Вздыхая, ты свернулась потеплей У ног моих — и думаешь... Мы сами Томим себя — тоской иных полей, Иных пустынь... за пермскими горами. Ты вспоминаешь то, что чуждо
  • 100
Страницы:
1 2 3 4

Добавить комментарий

Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив