Потому что во Внуковском аэропорту его ждут. Уже почти два года».

 

 

А через две недели «Комсомолка» вернулась к этой теме опять. Потому что две недели без перерыва тысячи читателей газеты писали и звонили в редакцию. Письма еле умещались на столе. Люди спрашивали, советовали, предлагали свои услуги, присылали деньги. Всех их интересовала судьба собаки, которая два года живет на аэродроме, встречая и провожая самолеты Ил-18, на одном из которых осенью, семьдесят четвертого года, по утверждению очевидцев, улетел ее хозяин.

Мы надеялись, что, прочитав заметку, человек бросит все дела и прилетит в Москву, чтобы, как писала инженер из Кемерова О. Карасева, «завершить историю счастливым концом».

Ожидающий — достоин встречи.

До публикации единственным заинтересованным лицом была собака и несколько ее аэродромных друзей. Теперь заинтересованы были сотни читателей. Все мы ждали его.

— Наделали вы дел, — сказал начальник московского транспортного управления Министерства гражданской авиации Юрий Алексеевич Луговой, — все спрашивают, звонят, работать мешают. Мы приняли меры.

— В каком смысле?

— Да нет, все в порядке. Просто мы решили создать ей нормальные условия, пусть живет, пока хозяин не найдется. Дом ей построили, вольер сделали… Поезжайте, посмотрите.

Дом-будка и вольер на Внуковском аэродроме были данью Аэрофлота измучившейся овчарке. Кормушка была полна сырого и вареного мяса, поилка — чистой водой. Летчики хотели помочь собаке (действительно сухо и сытно, а если придет хозяин, сможет подойти к вольеру и окликнуть), но именно здесь едва не разыгралась трагедия…

В вольер собака вошла с большой опаской. Она доверилась Н. В. Володину, но, когда он ушел, занервничала и до утра не прикоснулась к мясу и воде. Она нервничала и с тоской смотрела на закрытый выход. Но выхода не было, она должна была ждать.

Первый хозяин появился в порту на следующее утро после публикации. Девочка-девятиклассница из Ногинска. Ее отец, уезжая на Север, увез собаку, но, может быть, не увез?… Девочка подошла к загону и позвала: «Верна!» Собака повернула голову, посмотрела и не пошла.

А в это время в редакции обрывали телефон, и телеграфный аппарат принимал депеши:

В. А. Соловьев из Саратова: «Если хозяин не найдется, я возьму. Ко мне пойдет, я понимаю «язык» животных. С котятами и собаками «разговариваю» запросто».

— Моя фамилия Бочаров Федор Хрисанович, это моя собака. Ее зовут, Аста. Она меня увидит и сразу узнает.

И вот мы в редакционной машине, захватив корреспондента радио Владимира Михайленко, едем во Внуково, где в вольере ждет хозяина собака. Аста?

У Бочарова тяжело заболела жена, и он вынужден был на время отдать собаку в питомник; когда спустя месяц он пришел за ней, оказалось — овчарку отдали: кажется, человеку, улетающему на Север…

Мы подъехали к проходной порта, а навстречу нам медленно двигался фургон с синим крестом.

— Ну и ну, — сказал Михайленко, — собаководы!

Мы выскочили из машины и наткнулись на человека в форме Аэрофлота. Он стоял у проходной и зло ругался вслед уходящему фургону.

— Где овчарка?

Он посмотрел на нас, неожиданно улыбнулся и сказал:

— Убежала. К полосе. Вы откуда?… А я Окинин Николай Степанович, старший инспектор службы безопасности полетов… Вокруг Внуково полно бездомных собак, так они не ловят. А тут отреагировали. Лечить приехали с проволочной петлей. Они у меня в поселке из будки спаниеля так вытащили. Три дня пороги обивал. С концами… Но эта поумней оказалась. Прямо из фургона выскочила… Пулей. Теперь ее долго не найдешь. Напугали.

(Старший инженер аэродромной службы Н. В. Фефелов был свидетелем инцидента. Он, как и все, кто видел машину с синим крестом, решил, что собаку освидетельствуют и дадут рекомендации по уходу в вольере, но вместо этого ее поймали за шею и на стальной удавке втащили в машину, а когда она, уж не знаю каким чудом, вырвалась на волю, чуть не крикнул «ура»).

— Вообще-то это непорядок — собака на полосе, — добавил Окинин, — но эту жалко, мы уж смотрим сквозь пальцы. Умнейший пес.

— Это Аста, а если и нет, я ее заберу.

— Теперь она выбирает, — сказал инспектор. — Поехали к строителям рулежной дорожки, где она поселилась.

К вагончикам мы подъехали одновременно с рабочим автобусом.

— Вы по поводу Пальмы? Мы ее Пальмой зовем.

Под одним вагончиком стоял крепкий ящик, одна вертикальная доска вынута — вход. Внутри картон и старый ватник.

— Только она здесь не живет. Осторожничает. Видно, напугали ее. Ей надо, чтобы все видно. Какой человек идет или какой самолет рулит. Она на земле устраивалась, так мы ей сиденье от старого автобуса положили — мягче оно, и теплей.

— А что она ест?

— Что приносим, то и ест. Из рук берет, но осторожно. Бумага зашуршит — она уже за десять метров.

— А у самолетов ее не кормят?

— Нет, да кто? Пассажиры думают, что она чья-то. А техники по полю с завтраками не ходят. К буфету она подходит.

— Она гладкая была, блестела, когда только появилась.

— Когда, — спросил Бочаров, — год назад?

— Нет, два. Мы только начинали строить, и тут была куча песка. Она, может месяц прошел, как появилась, щенков на песке родила. Двух. Породистые. Их потом забрал к себе кто-то из поселка.

— А после уже щенков не было. Наверно, этот хозяин ее тяжелую оставил, хорош…

— Нам не хорош, а ей был хорош, раз она ни к кому не идет. Пусть бы прилетел хоть какой, лишь бы не страдала.

— А может, она и не ждет уже, просто привыкла у самолетов?

— Это вам важно? Или ее беда от этого меньше?

— Как она с людьми?

— Добрая. Играет с женщинами, на дистанции, правда. Один раз мы дверь не захлопнули, так она с полкилометра бежала за автобусом, пока не вернулись и не закрыли. Так, вроде, дружба, но в руки не идет.

Бочаров слушал. Потом отошел от рабочих. Он шел по желтой, побитой первыми заморозками траве и кричал в пустоту: «Аста! Аста!»

А в это время по трапу из самолета рейса Донецк — Москва сходила старушка в косынке горошком и в летних тапочках. У нее не было багажа, а только ручная кладь — небольшой узелок. Старушка не пошла к автобусу в город. Она спросила в справочном, где служебный ход, и скоро стала в будочке за проходной.

— Чего тебе, бабушка? — спросили ее вахтеры, Алиса Павловна Сапожникова и Екатерина Петровна Подгурская.

— За собачкой я.

— Специально прилетела?

— Да.

— Твоя собака?

— Нет.

— Не пойдет она к тебе. Она ни к кому, кроме хозяина, не пойдет.

— Наверное, вы ее обижаете.

— Нет, что ты, не волнуйся. Ее здесь не обидят теперь.

— Ну ладно, — сказала старушка. Она развязала узелок, достала расфасованное, в целлофане, рагу и отдала вахтерам.

— Прибежит если — накормите. — Завязала узелок и пошла к вокзалу.

У входа ее встретила предупрежденная вахтерами Клавдия Георгиевна Ивлева — начальник службы транзита:

— Куда же это ты прилетела, горе мое? Пошли-пошли, матушка. — Она перевела кого-то на другой рейс, освободив бабушке место в ближайшем на Донецк самолете (с этого момента став опекуном всех прилетающих к собаке людей), и пошла на почту давать телеграмму.

Тот печальный для собаки день Клавдия Георгиевна помнит хорошо. День, потому что это было днем. И знает, в чью. смену, и знает, что самолет летел в Норильск, и помнит, как они бегали на летное поле смотреть на красивую овчарку, которая ни к кому не подходила. Клавдия Георгиевна дала в Норильск на комбинат и местное телевидение телеграмму с просьбой сделать передачу (мало ли, вдруг «Комсомолку» не прочтут) на весь Норильский куст. И норильчане, зная Ивлеву, такую передачу сделали…

Печатая заметку, мы предполагали: на нее откликнется несколько человек, так или иначе связанных с судьбой овчарки, но оказалось, что собака с порванным ухом, живущая на летном поле, объединила тысячи людей в проявлении доброты. Уже за одно это встречающаяся у трапа собака достойна памятника, как замечает в письме председатель комитета плавсостава Азовского морского пароходства В. Г. Янда. Он даже предложил в качестве взноса 50 рублей. На памятнике можно было бы выбить: «За воспитание чувств».

Что ж, можно предположить, что приезд агронома из Белой Церкви Анатолия Мусиенко с целью помочь собаке, телеграфный перевод 5 рублей на еду овчарке от третьеклассницы из Львова Беаты Чаговец продиктованы тем же чувством, которое заставило Александра Т. из Москвы позвонить в редакцию и сообщить, что после истории с внуковской собакой он поехал на дачу и забрал домой щенка, взятого им летом для забавы ребенка и брошенного после отъезда, как многие десятки зверенышей в дачном поселке. Это чувство — чувство пробудившейся ответственности за чужую судьбу.

Эта история все не оканчивалась. И теперь, когда все меньше вероятности было, что хозяин вернется за Пальмой, когда надежда на счастливый конец осталась в нашем сердце мечтой, когда становилось очевидным, что внуковская собака обречена на вечное ожидание (даже если ее приютит другой хороший человек), когда она из обычной овчарки превращалась нами в символ верности, она становилась еще и упреком. Тому человеку и другим людям, завоевавшим любовь, доверие и привязанность и оставивших на долгие страдания у трапа, у дачной калитки, у подъезда верящих им теплых, мучающихся, живых существ…

… Нет, все-таки не осталась Пальма вечной сиротой. Такая преданность не могла не заставить людей задуматься о судьбе верного создания… Мы уже не говорим о том, что в адрес Пальмы или, точнее, Внуковского аэропорта, посыпались денежные переводы от взрослых и детей, переводы поступали даже из-за границы, и там тревожились о собаке. И вот нашелся человек, к которому изверившаяся Пальма вдруг почувствовала полное неодолимое доверие, подошла сама, позволила погладить… и так однажды оказалась в самолете, совершающем рейс по маршруту Москва — Киев, прилетела в столицу Украины и поселилась в семье Котляревских.

История, рассказанная «Комсомольской правдой» об овчарке Пальме, которая два года ждала своего хозяина на Внуковском аэродроме, взволновала многих. Вере Арсеньевне Котля-ревской, которой удалось приручить собаку, и поныне продолжают приходить письма. Многие от ребят. На конвертах пишутся иногда самые невероятные адреса. Например: «Тете, которая взяла Пальму», «Пальме из Внуковского аэродрома». И Киевский почтамт доставляет эти депеши точно по адресу. «Привет Пальме», «Как чувствует себя сейчас Пальма?» — так заканчиваются короткие и длинные послания.

Передаем слово самой Вере Арсеньевне Котляревской — кандидату биологических наук, председателю Киевской секции Всесоюзного общества охраны природы.

Пальма попала в дом, где уже жили собака Бетти, попугаи, кошки. Понадобилось время, чтобы гостья окончательно поверила в то, что ей не угрожает опасность, перестала бояться закрытых дверей, громких голосов. Из многих человеческих слов самую большую радость вызывает слово «гулять». Если говорить о знании специальных команд, которым учат служебных собак, то Пальма или не знала их вовсе, или успела забыть. Команду «Апорт!» она долго не хотела выполнять: летящая палка вызывала у нее страх.

Юным киевлянам не терпелось поскорее увидеть собаку, за судьбой которой они внимательно следили. Первыми пришли к нам одноклассники дочери Оксаны. Потом вместе с Пальмой мы побывали в школах. Сама этого не зная, Пальма делала важную работу. Она стала помогать спасать других животных и птиц.

Я не открою вам секрета, если скажу, что Пальма не единственное животное, нуждающееся в нашей защите. Приходится слышать, увы, что в одном дворе мальчишки били кошку, а в другом разорили гнезда. Мне случалось самой останавливать школьников, которые кидали камнями в жаб, вылавливали из луж головастиков или отбирали у белки орешки.

А вот еще одно происшествие. Группа школьников ночами угоняла лошадей из расположенного рядом совхоза. Мальчишки мчались на них по лесам и лугам, а потом взмыленных лошадей бросали, когда пропадал интерес. Были случаи — коней загоняли. Ведь рабочая лошадь к бешеным скачкам непривычна, от такого кросса у нее может разорваться сердце.

Цена жестокости… Оказалось, что ее можно вычислить на счетах. Один из таких набегов принес совхозу семь тысяч рублей убытка. Но есть ущерб, который в цифрах не вычислишь. Жестокость обезображивает человеческую душу. Чтобы совершить жестокий поступок, не нужно ни большого ума, ни силы, ни знаний.

Ребята в своих письмах спрашивают: «Мы тоже хотим помочь Пальме. Что можно сделать?» Ответ на это у меня готов. Немало вы можете сделать для таких, как Пальма. После того как мы с овчаркой побывали в гостях в пионерской комнате при ЖЭК № 1101 в районе Борщаговки, там ребята организовали отряд «Верные друзья».

Что же в планах отряда? Сейчас он поставил задачу: собрать сведения о полезных существах, обитающих рядом с нами в городе. К ребятам из такого отряда смогут приходить за консультацией жители, прежде чем взять в дом животное: ведь в отряде знающие люди.

Кстати говоря, в дружбе человека и собаки много еще для науки неизвестного. Между тем появился в медицине термин — анимотерапия: общение с животными лечит, особенно нервные заболевания у детей.

Ученым также интересно знать, какие формы принимает взаимное влияние человека и собаки, какие есть возможности передачи информации от человека животному. Как собака может угадывать отношение к ней, если человек ни жестом, ни голосом не обнаруживает его.

Наша доброта, знания, наблюдательность откроют нам завесу неизвестного.