Верное сердце Фрама. Повесть


III
Фрам не удивлялся ранней сентябрьской стуже. Он родился и вырос на Севере. Что ж, море сковало льды, закружились вьюги, засвистел ветер — пришла зима. Он привык, что теплые дни проносятся быстро, а холодные держатся долго.
Люди всегда чем-нибудь недовольны. Когда «Святой Фока» вмерз в лед, они так всполошились, что и собак покормить забыли. А начальник экспедиции дня два или три ходил вообще сам не свой, хмурый, как туча.
Фрам не был посвящен в планы людей. Ему было все равно, где зимовать — у берегов Земли Франца Иосифа или у берегов Новой Земли, откуда до полюса гораздо дальше.
Что бы люди ни говорили и ни думали, одна выгода была очевидна. Судно перестало мотать по воде, сотрясать льдинами. Матросы принялись перетаскивать ящики, задраивать щели, заколачивать лишние двери, что-то ладить и строить на берегу.
На спардеке корабля — так называли верхнюю палубу — отворились наконец опостылевшие клетки. Собак вывели на лед.
Фрам ловил языком порхающие снежинки, вилял хвостом, вдыхал свежесть молодого снега. И тут, на льду, он увидел нарту — обыкновенную деревянную нарту, скрепленную ремнями. Он радостно залаял на нее, будто встретил давнишнюю знакомую.
Нельзя сказать, что у Фрама только приятные воспоминания были связаны с нартами. Но в глубине его души проснулось что-то важное, не случайное и не преходящее. Может, это была радость стремительного бега, власть над расстояниями, кровь, поющая в жилах, и покорность ведомых собак?
Рядом со «Святым Фокой» нарты казались маленькими, почти игрушечными. Фрам обнюхал ремни, постромки, упряжь, уловил на ней запах рук, которые приносили ему пищу. Так пахли руки Григория Линника.
Сам Линник — коренастый, насупленный — стоял неподалеку с начальником экспедиции. Они переговаривались.
— Начинай, что ли, с него, — сказал начальник, кивнув на Фрама.
Линник взял Фрама и начал запрягать его там, где обычно запрягают заднюю пару.
В заднюю пару, как и в переднюю, отбирают сильных собак. Тех, кто послабее, впрягают посредине. Но кому-кому, а последней паре больше всех перепадает ударов остолом — деревянной палкой с острым железным наконечником. Да и не в одном этом дело. Два года Фрам ходил вожаком. Душа его ощетинилась против явной несправедливости, резким рывком он вырвался из рук Линника и, отбежав метра на два, сел там, где полагалось, по его расчетам, сидеть вожаку.
Фрам не мог объяснить словами, почему он так поступает, он пытался все объяснить действиями: мол, смотрите, я не убегаю далеко, я стал на свое место, я просто не хочу быть коренником, потому что я вожак.
Ну, а Линник не собирался потакать капризам лайки. Он был крутым и упрямым матросом, даже боцману не всегда удавалось совладать с ним. Погрозив Фраму кулаком, Линник подтащил его к нарте и запряг там, где считал нужным.
Конечно, Фрам и на этот раз мог бы вырваться. Но опыт научил его — люди злы, порою и жестоки. Не надо лезть на рожон.
Напарником Фрама оказался Варнак — пес работящий и сильный. Впереди впрягли Тюльку — невысокую, с пятнастой черно-белой спиной. Длинный мех прикрывал слабые, не привыкшие к тяжелой работе лапы.
Пока Линник возился с упряжкой, Фрам угрюмо думал о людской несправедливости. Как назло, Тюлька крутнула хвостом, хвост обидно метнулся перед самыми глазами Фрама.
В душе его все закипело. Не будь перед ним сука — он показал бы, что к чему! Но он и так не смирится, не будет эта черно-белая метелка Тюлькиного хвоста десятки, может, сотни верст мелькать перед его глазами!
Острые зубы вмиг перегрызли ремни и, прежде чем подскочил Линник, Фрам был уже на свободе. Кровь предков взыграла в нем, жажда независимости и справедливости победила покорность.
Сколько люди ни звали его, сколько ни грозили, он не вернулся к нарте, пока впрягали собак. И только тогда, когда настала очередь передней пары, Фрам сам подошел и занял место вожака.
Линник хотел было отвести душу на строптивой собаке, но начальник остановил его:
— Садовая голова, разве не видишь, что он вожак?! Оставь его в покое!
Итак, упряжка была готова. Линник закурил, начальник сел в нарту, раздалась зычная команда:
— Впе-ред!
Фрам рванулся, натянув постромки. Увы, нарта не шевельнулась. Вожак обернулся. Вместе с ним пытались тянуть Варнак и Пират. Остальные собаки лежали, словно команда их не касалась. Тюлька, озябнув, свернулась калачиком. Рядом спиною к Фраму лежал Пегой — пушистый архангельский пес. Это было уж слишком! Такого непочтения к вожаку Фрам на своем веку не помнил. Он вонзил в лежащего клыки, Пегой вскочил, скуля и не понимая, за что такая немилость.
Фрам изрядно поработал клыками, прежде чем догадался, что старается зря, что в его упряжке пять ничему не обученных, ни к чему не пригодных собак.
Люди долго бились, перепрягая лаек, пока не поняли: Тронтгейм — поставщик из Тобольска — прислал ездовых собак; господин Вышомирский — поставщик из Архангельска — оказался жуликом и продал дворняжек.
В конце концов упряжку укомплектовали из тобольских лаек. Нарта понеслась по льду, припорошенному снегом, в ушах у Фрама засвистел ветер, ярость бега и лай настигающих упряжных гнали вперед и вперед. И надо же было на полном ходу врезаться в ропак — одинокую льдину, стоявшую ребром на ледовой равнине.
Заскрипели ремни, изогнулись упругие нарты. Начальник повалился в снег. Вожаку следовало остановить упряжку, но разве ее остановишь, если нарты, ставшие совсем легкими, несутся, как на крыльях, за спиной — разгоряченное дыхание собак, а позади, осатанело лая и сокращая разрыв, мчится свора архангельских дворняжек. Их не привязали, не отвели в клетки, потому что не знали еще их воинственного нрава, и они решили показать на что способны.
Инстинкт указал Фраму направление — вожак повел упряжку к дому, к «Святому Фоке», вздымавшему над льдинами высокие мачты. Возле корабля свора настигла нарту. Началась потасовка!
Первого атакующего Фрам сбил своей широкой грудью и загрыз бы — помешали ремни. Второму досталось тоже несладко — он отскочил, скуля и обливаясь кровью.
Но в своре было собак пятнадцать-семнадцать. Кто-то уже вцепился в заднюю лапу Фрама. Две или три дворняги наскакивали с боков.
Воевала вся упряжка. Пирату оторвали ухо. Варнак повалил и рвал в клочья грязно-коричневого кобеля.
Перед Фрамом корчилась на снегу архангельская лайка с распоротым брюхом, но и он был уже не на шутку изранен — глаз затёк, хрустнула кость на задней лапе, морда была в крови.
Люди подоспели не быстро. Теряя сознание, как во сне, Фрам слышал их голоса, видел начальника, поднявшего его на руки и бросившего Линнику:
— Кажется, живой.
Больше Фрам ничего не помнил.

Рассказ вожатого-сапера

Произошло это в Латвии. Прибыл я на передовую в самое горячее время. Советские войска успешно наступали, и разминирование велось днем и ночью. Наш батальон только что занял два хутора. Вызывает меня командир батальона капитан Соколов и дает такое приказание: — Проверьте со своим Пиратом блиндаж на хуторе Браунмунша. Он нужен для
  • 100

Фрам

А. Якубовский Бродя весь день по полевым травам, они устали. Их усталость пропиталась запахом клевера, цветущих кашек и грибов шампиньонов. (Хозяин рвал их мимоходом.) «Если бы ты стал на все четыре лапы, как бы мы весело бежали с тобой», — думал Фрам. Они бежали бы рядом, лая и обнюхиваясь, ускакали бы к озеру и купались в нем,
  • 100

Сладкая вода

А. Якубовский И в августе бывает жара. Мы — я и мой сеттер Фрам — брели бесконечным полем. Мы умирали от жажды, и нам опротивела охота. «Вот, — думал я, — умные люди в такой день сидят где-нибудь в прохладе и едят мороженое. А дураки вроде меня охотятся». Судя по виду Фрама, он размышлял о мудрых собаках, отдыхающих в тени своих
  • 100

Надёжный друг

Е. Хоринская Снега сыпучие вокруг, Буран следы занёс… Но друг со мной, мой верный друг, - Хороший умный пёс. Не раз меня в беде он спас, Он выручал ребят… Пускай его зовут Джульбарс, Иль Джери, иль Пират. Он всюду выследит врага, Он друга защитит. Кругом снега, метёт пурга И Дед Мороз сердит. Пусть ночь темна и спит луна, Шумит
  • 100

Рассказ "Друг". Автор Андреев Леонид Николаевич.

Когда поздний ночью он звонил у своих дверей, первым звуком после колокольчика был звонкий собачий лай, в котором слышались и боязнь чужого и радость, что это идет свой. Потом доносилось шлепанье калош и скрип снимаемого крючка. Он входил и раздевался в темноте, чувствуя недалеко от себя молчаливую женскую фигуру. А колена его
  • 100
Страницы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

Добавить комментарий

Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив