Забытое дело Победы. Метрика блокадного щенка
В истории фронтовой службы Петра Алексеевича есть очень интересная нестыковка фактов. По официальной версии событий, подготовка миноразыскных собак в 34-м Отдельном инженерно-саперном батальоне началась лишь после прорыва Блокады и по личной инициативе начальника инженерных войск Ленинградского фронта Б. В. Бычевского. Сам Заводчиков вполне подтверждает эту версию в своей публикации «Внимание — мины!». Однако, в этой истории есть пара очень любопытных «но». Во-первых, на качественную подготовку собаки службы поиска ВВ (взрывчатых веществ) отводится не менее, а часто более года даже в мирное время.
И во-вторых, имеются личные свидетельские показания военного инструктора «девичьей команды», указывающие на то, что организованную работу по подготовке именно миноразыскных собак Заводчиков начал уже в мае 1942 года. Причем начал,
не особенно афишируя эти действия перед руководством Ленинградского фронта. Военный отряд собаководов со служебными собаками был сформирован на Ленинградском фронте в первых числах августа 1941 года как 5-й Отдельный отряд
истребителей танков. Информацией об успехах этого отряда на поприще истребления вражеских танков я сегодня попросту не располагаю. Даже в нашем военно-артиллерийском музее, где экспонируется чучело собаки, завьюченной истребительным противотанковым вьюком оригинальной конструкции, мне так и не удалось отыскать никакой достоверной статистической информации о немецких танках, взорванных собаками этого отряда при обороне Ленинграда.
Будучи главным редактором и пишущим автором питерского журнала «Лев», в 2005 году я записала и опубликовала в нем статью о Елизавете Александровне Самойлович-Ераниной, старшем сержанте знаменитой «девичьей команды». Статья
«Нас осталось мало» из второго номера «Льва» оказалась последним интервью с последним живым ветераном-сапером, вожатым служебной миноразыскной собаки и военным инструктором 34-го Отдельного инженерно саперного батальона
Ленинградского фронта. Елизавета Александровна детально вспоминала и свой призыв на воинскую службу в мае сорок второго и то, что в сосновской Школе- питомнике Клуба служебного собаководства (Сосновка ? лесопарк в границах
Ленинграда) сразу же была сформирована обособленная группа из наиболее квалифицированных девушек-инструкторов и спортсменов-дрессировщиков Ленинградского клуба довоенной поры. Рассказывала она и о том, как с самого первого дня готовили они своих собак именно к поисковой службе взрывчатых веществ, готовили по вкусопоощрительной (мягкой) методике, поощряя собак ломтиками сушеного мяса и своим личным пайковым сахаром. «Девичья команда», проходившая подготовку в Сосновке, вплоть до прорыва Блокады не участвовала в боевых действиях. На прорыве Блокады, где были задействованы бойцы и собаки 34-го батальона, Еранина стала свидетелем применения и собак-истребителей. По ее
словам, посылая по приказу командования собак своего батальона «под танки» (удачных случаев подрыва собакой вражеского танка Еранина так же не припомнила, а о памятных ей неудачных как раз упомянула), Заводчиков едва не плакал... Собаки из наших окопов высылались не столько «под танки», сколько под неминуемый прицельный вражеский расстрел:: «Год работы! Год работы! С кем завтра будем разминировать?! Поеду с докладом к командующему...». После двух блокадных зим служебная собака в Ленинграде была уже величайшей редкостью и ценностью, собаки погибали, но поголовье собак не возобновлялось. Командующий внял докладу, собак 34-го Отдельного батальона перестали посылать «под танки», а сам Отдельный батальон вскорости после прорыва Блокады был полностью перепрофилирован на разминирование.
К слову сказать, Петр Алексеевич Заводчиков, командовавший в начале войны и 5-м армейским отрядом истребителей танков, нигде в своих воспоминаниях не описывает показательно удачных примеров применения противотанковых собак в
боевых условиях Ленинградского фронта. Собаки готовились по программе СИТ и диверсионной службе подрыва вражеских укреплений, состояли на довольствии, служили, слава о них шла по всем фронтам, но...
Но заслуженную боевую славу Отдельному 34-му батальону в итоге составили не они, а кинологи-саперы и их собаки, сумевшие в кратчайшие сроки заслужить фронтовую репутацию «чудо-техники».
Можно предположить, что преувеличенная информация о собаках-истребителях, способных разворачивать вспять наступление вражеских танков, распространялась намеренно, и так же намеренно подогревалась фронтовая молва: в конце концов, преувеличение боевых достижений и даже дезинформация — тоже эффективное психологическое оружие ведения войны. Недаром именно истребительную работу собак до сих пор приводят как пример «самоотверженности» и «любви» всякий раз, когда положено говорить о героизме и подвиге. Допускаю, история о погибшей собаке, уничтожившей ценой своей жизни вражеский танк, способна оказать сильное эмоциональное воздействие. Но есть ли бесспорное документальное подтверждение такому впечатляющему достижению, как уничтожение «более трехсот немецких танков» в точном числе учтенных потерь противника? Как только линия обороны советских войск достаточно окрепла, истребительная служба себя практически сразу изжила. Подразделения, готовившие собак-истребителей были перепрофилированы. Служба же поиска взрывчатых веществ, позволившая советским вожатым служебных собак обезвредить свыше четырех миллионов мин, снарядов и
взрывоопасных предметов, напротив, со времени окончания Второй мировой войны состоит на вооружении армий практически всех стран, возглавляя перечень самых уважаемых собачьих военных профессий. Саперами-кинологами 34-го Отдельного
инженерного батальона Ленинградского фронта обнаружены и обезврежены четверть миллиона мин и неразорвавшихся снарядов. Всего же на счету саперов батальона семьсот тысяч обезвреженных взрывоопасных предметов и десятки тысяч разминированных зданий.
Фото: Ольга Дмитриевна Кошкина.
Ольга Дмитриевна Кошкина в истории блокадного документа, несомненно, ключевая фигура. Но за десять лет настоятельных расспросов и поисков мне удалось выведать об Ольге Дмитриевне очень мало достоверной информации, которая
подтверждалась бы документально. Ольга Кошкина, безоговорочно, одна из самых уважаемых персон в истории питерского собаководства. Уважение к ее имени в среде старожилов ленинградского Клуба безгранично даже теперь, спустя четверть века со времени ее кончины. Я хорошо знакома с несколькими питерскими знатоками-собаководами, кто профессионально вырос под ее началом, кто был завсегдатаем ее дома и остается ее благодарным учеником. Но вот что удивительно: ни один (!) человек из числа многих, опрошенных мной, не смог мне пересказать никаких детальных подробностей о факте рождения породистых щенков в блокадном Ленинграде. В ответ на мое удивление этому обстоятельству неизменно следовал ответ: «В нашей среде не было принято расспрашивать старших о войне, и в особенности о блокаде».
Что положено было знать ? о том участники событий рассказывали воспитанникам сами, а об остальном младшие со старшими сами первыми не заговаривали и с расспросами не приставали, это считалось недопустимым. На клубных встречах
юных собаководов с ветеранами ВОВ, в частных беседах и газетных статьях, обычно приуроченных ко Дню Победы, многократно пересказывалось то допустимое, героическое, о чем можно было говорить вслух безо всякого сомнения и не
провоцируя встречные неудобные вопросы.
Достоверно известно следующее: Ольга Кошкина по приглашению Петра Заводчикова пришла работать в Ленинградский Клуб в год официального учреждения Клуба, то есть, в 1928 году.
Заводчиков возглавил собаководческое направление ОСОАВИАХИМа, О.Кошкина в должности секретаря секции породы «немецкая овчарка» повела регистрацию и учет поголовья. Кошкиной было поручено содействовать организации просветительской и агитационной работы в кружках и секциях юных собаководов. С поставленной задачей собаководы, педагоги и инструкторы Клуба справились самым блестящим образом: юные дрессировщики Ленинграда в довоенное время
неоднократно выигрывали самые крупные смотры-соревнования страны, а уже в военное время именно они составили взвод инструкторов Отдельного 34-го инженерно-саперного батальона Ленинградского фронта, известного как «девичья
команда». Ольга Дмитриевна Кошкина с 1939 года также служила начальником Школы ? Питомника Клуба служебного собаководства, располагавшегося в ленинградском парке Сосновка. Эта сосновская Школа-питомник находилась в ведении НКВД, как практически все племенные питомники нашей страны той поры. О деталях частной жизни и биографии Ольги Дмитриевны до 1928 года известно только понаслышке. Так, Зоя Сергеевна Опаринская (в войну служившая в конной разведке артиллерийского полка) однажды обмолвилась в разговоре со мной, что Кошкина до войны была известной всадницей, спортсменом ОСОАВИАХИМа и что она, Опаринская, тренировалась вместе с Кошкиной на одной из кавалерийских спортивно-тренировочных баз под Ленинградом. Конноспортивному прошлому Кошкиной пока есть только косвенное подтверждение: Елизавета Александровна Самойлович-Еранина, старший сержант взвода инструкторов «девичьей команды»,
рассказывала мне, что их командир Ольга Кошкина начинала день намного раньше своих бойцов. Еще до сигнала подъема она уже частенько гоняла на корде или проминала под верхом свою лошадь. Вероятно, верховая лошадь полагалась
Кошкиной согласно ее рангу командира.
Возможное увлечение Ольги Дмитриевны лошадьми и конным спортом в довоенное время – это интересная и много объясняющая деталь, так как известно, что Центральная школа служебного собаководства РККА в 1924 году настоятельно
рекомендовала начальникам клубов на местах привлекать для организации собаководческого дела специалистов-конников. Наверняка руководство РККА было отлично осведомлено о том, что во главе самого успешного европейского служебного
собаководства, собаководства Германии, стояли преимущественно бывшие кадровые кавалеристы.
К 1928 году приоритеты советского служебного собаководства были уже довольно верно расставлены, лучшей универсальной служебной породой собак была признана немецкая овчарка, отвечающая практически всем запросам военных и
ведомственных кинологов. К тому же немецкая овчарка, в отличие от отечественных аборигенных пород караульных и пастушьих собак, была наиболее удобной для содержания в городах, что и создало значительный резерв поголовья,
рассредоточенного в частных руках членов Клуба.
Дороговизна импортных животных высшего племенного класса, остро необходимых для организации правильной заводской работы, долгое время сдерживала бурное развитие отечественного собаководства, по крайней мере, до той поры, пока воспроизводство породистых собак не было поставлено на государственные рельсы плановой экономики. Термины «плановый», т.е. чистокровный, и «неплановый», безродный, общеупотребимы в среде наших собаководов именно с той поры.
Для четкой организации племенного и учетного дела, для понимания всех особенностей генеалогии собак немецкого разведения и для последующей селекции качественных животных, разумеется, был необходим сведущий в этой сфере человек
с отличным знанием немецкого языка. О Кошкиной мне также известно, что немецким языком она владела очень хорошо, выписывала немецкие кинологические издания и вела переписку с ведущими заводчиками немецких овчарок Германии.
Кроме того, от нескольких близко знавших ее людей я знаю, что Ольга Дмитриевна имела отличные манеры и умела вести себя с большим достоинством в любом кругу и сообществе. Зоя Сергеевна Опаринская в беседе со мной однажды вскользь
упомянула, что Кошкина в юности училась в Берлине и готовилась стать архитектором. Так ли это? Достоверный ответ на этот вопрос с высокой долей вероятности может быть отражен в ее анкете сотрудника организации, подведомственной НКВД.
То, что именно система ГПУ — НКВД была главным заказчиком планового разведения служебных собак в Советском Союзе, стало для меня неожиданным открытием, как только я углубилась в историю найденной щенячьей карты и ознакомилась с довоенными постановлениями Наркомата внутренних дел, касающимися служебного собаководства.
1939 год был годом, когда служебные собаки ленинградского разведения, подготовленные в дрессировочных кружках и секциях ленинградского Клуба, впервые были успешно опробованы как род армейского вооружения при ведении боевых действий в «тихой» финской войне. Сосновская Школа-питомник, начальником которой в 1939 году была назначена Кошкина, кроме племенного разведения немецких овчарок, закупала и принимала на переподготовку мобилизованных клубных собак у населения города. Известно, что в сорок первом году их было принято и поставлено на довольствие питомника почти семьсот. Также из воспоминаний М. Рикман, ленинградки, в ту пору еще несовершеннолетней спортсменки-дрессировщицы и активистки Клуба, известно и то, что племенное поголовье питомника осенью сорок первого было эвакуировано из осажденного города на Большую землю, но эвакуированные собаки все до единой погибли на
Ладоге, попав под бомбежку.
Часть старых и возрастных собак из числа оставшихся в питомнике не пережила первой блокадной зимы, их поголовье вынуждено сократили, чтобы попытаться прокормить оставшихся, пригодных к обучению и работе.
К лету сорок второго года в Сосновке оставались только собаки нескольких рот инженерно - саперного батальона, около двухсот собак из первоначальных семисот. Некоторое количество собак-связных, собак санитарной службы и собак-
истребителей в то же время несли службу на передовой.
«Девичья команда», рота инструкторов - дрессировщиков, передислоцированная из Сосновки на фронт как самостоятельное боевое подразделение, впервые была задействована при прорыве Блокады. Причем собаки и их вожатые дебютировали в качестве саперов с осторожностью, их главным назначением на прорыве была ездовая служба. На передовую собачьи упряжки доставляли «инженерное имущество» (снаряды, патроны). С передовой на санях вывозили тяжелораненых. Свидетельств о разминировании участков фронта с применением собак в период прорыва Блокады очень мало. Вероятно, обкатка «живой техники» в боевых условиях требовала дополнительного времени и приучения собак к постоянным перемещениям и обстрелам. Звездный час миноразыскных собак и их фронтовая слава «чудо-техники» придут несколько позже, когда советские войска перейдут в массированное наступление и необходимость снятия минных заграждений остро встанет по всему периметру Ленинградского фронта. А пока, на прорыве Кошкина командует своим взводом инструкторов. В Ленинград с передовой она вернется лишь в августе 1944 года, будет откомандирована с фронта обратно в Школу-питомник, где ей предстоит организовать прием, сортировку и постановку на учет собак, демобилизованных с передовой, а также прием трофейных животных.
При ее непосредственном участии 20 августа 1944 года будет проведена Первая послеблокадная агитационная выставка служебных собак Ленинградского клуба. Вернувшись в город с передовой, Ольга Дмитриевна только лишь 25 августа
1944 года посетит Клуб, где с вынужденным опозданием в девять месяцев наконец-то надлежащим образом оформит учетные документы на блокадных щенков, тем самым удостоверив подлинность их высокородного происхождения.
Уже только в пожилом возрасте Ольга Дмитриевна оставила своим вниманием породу «немецкая овчарка» и вплоть до самой кончины владела собаками своей сбывшейся юношеской мечты — добродушными и человеколюбивыми великанами ньюфаундлендами, породы абсолютно противоположной любым милитаристическим запросам.
К великому сожалению, ни семьи, ни детей у нее не было, и судьба ее знаменитых кинологических личных архивов остается неизвестна даже коротко знавшим ее людям. По всей видимости, эти архивы безвозвратно утрачены после ее
смерти.
Каким чудом уцелела эта ценная племенная чистокровная собака в мясорубке войны и Блокады, нам пока неведомо. Ответ на этот вопрос также следует искать в архивных документах военной поры. Эта сука полунемецкого (особо ценного)
происхождения до войны принадлежала музыковеду Успенскому. О ее тогдашнем владельце Николае Дмитриевиче Успенском, впоследствии профессоре Ленинградской консерватории и двух духовных Академий (Ленинградской и Нью-Йоркской) известно немного. Биографическая статья Музыкальной энциклопедии указывает круг его научных интересов: специалист по медиевистике и гимнографии, древнерусскому полифоническому пению. В 1941?42 годах в осажденном городе исполнял обязанности директора музыкально-педагогического училища. Согласитесь, эта должность была весьма далека от интендантских благ и провиантского изобилия.
Официально установленный командованием паек бойца ленинградского фронта лютой зимой 41 года содержал 860 калорий, это лишь треть нормы питания, позволяющей человеку оставаться дееспособным. Блокадный паек служащего в Ленинграде был гораздо скуднее. Содержать собаку крупной породы гражданскому лицу было бы не под силу. Но племенная собака такого высокого класса, несомненно, имела охранное свидетельство гособразца, выдаваемое Клубом на каждую племенную собаку. Охранное свидетельство племенной собаки в мирное время давало владельцу немало материальных преимуществ (право содержания в квартире, право провоза в общественном транспорте, право на получение дополнительного мясного пайка и т. п.), но оно же переводило собаку в разряд государственной собственности, подлежащей мобилизации в случае необходимости.
Собака, вне всякого сомнения, была мобилизована. Но в квартире Успенского на Театральной улице 28 ноября 1943 года она ощенилась восемью щенками, что свидетельствует о ее отличной заводской кондиции на тот момент.
С огромной степенью вероятности эта собака была мобилизована и поставлена на довольствие в сосновскую Школу-питомник, под личную опеку Ольги Кошкиной, стремившейся во что бы то ни стало сохранить последние крупицы племенного поголовья немецких овчарок в осажденном Ленинграде. Для чего же нужно было в осажденном городе продолжать кормить породистых собак даже тогда, когда от голода повально умирали люди?
Обдуманным ответом на этот мучительный и очень неоднозначный для множества блокадников вопрос может стать газетная фотография 1944 года – «лучшие миноразыскные собаки Ленинградского фронта».
На фото шесть собак сидят шеренгой в ряд. Это знаменитые «тысячники» Ленинградского фронта, собаки, обнаружившие на момент снятия Блокады свыше пяти тысяч мин каждая. Четыре немецких овчарки, метис первой генерации с немецкой овчаркой и шотландская овчарка Дик, обнаруживший двенадцать тысяч (!) мин и отыскавший гигантский потайной заряд со взведенным часовым механизмом в фундаменте Павловского дворца за час до взрыва. Дворняжек на этом фото нет.
То, что кажется невероятным дилетанту — аксиома для образованного специалиста: собаки культурной селекции несравнимо работоспособнее безродных собачек. Научные труды профессора Крушинского опубликованные в довоенные годы, уже отлично расставляют точки над «i», признавая абсолютное превосходство рабочих качеств породистых служебных собак над беспородными. (Прим: Л.В. Крушинский. «Исследование по феногенетике признаков поведения у собак.» Биол. журн. 1938. Т. 7, No 4. С. 869–892)
Именно такой отборный племенной материал невероятными усилиями пытались сохранить в условиях Блокады Кошкина и Заводчиков. Заводчиков доверял ведение племенного дела Кошкиной. Каждый из них понимал, что высокоценная племенная собака в будущем будет способна воспроизводить множество потомков, наиболее эффективно пригодных для работ по ликвидации убийственных последствий войны. Племенных собак на фронтовом пайке кормили и содержали не из «любви» к собакам, но ради обеспечения максимально быстрого наступления и снятия вражеской Блокады нашими войсками и ради обеспечения будущей безопасности выживших ленинградцев.
Вероятно, Ада Микки была передана Н. Успенскому обратно в Ленинград потому, что в условиях близости к передовой риски утратить ценную племенную собаку были уже слишком велики, а сосновская Школа-питомник, оставшаяся в
отдалении от линии фронта, выпала из-под личного контроля Кошкиной. От все той же Зои Сергеевны Опаринской в устном разговоре я услышала такую информацию: «Кошкина после прорыва Блокады списала с фронта как негодных к строевой шесть или семь породных сук, вернула их хозяевам в Ленинград, но почти все они или пали, или холостели, кроме одной, только она одна и ощенилась».
Ада Микки безоговорочно оправдала возложенные на нее надежды, оказавшись выдающейся племенной собакой, а щенки, родившиеся в блокадном Ленинграде, в первые же послевоенные годы заложили мощную генеалогическую базу для возобновления ленинградского племенного служебного собаководства. Мур Ольги Кошкиной, щенячью карточку которого я нашла в кладовке клуба, в племенное дело так и не пошел, так как имел низкую оценку экстерьера.
В 1948 году Мур пал от заворота кишечника. После его смерти Ольге Кошкиной с баланса Школы-питомника в личное владение была передана самая ценная дочь Ады, Марта. Марта, однопометная сестра Мура оставила плеяду выдающихся потомков. Внучка Ады Микки Гейша (владелец Т. М. Иванова) и родной брат Гейши Гарун стали послевоенными Чемпионами породы класса «элита». «Чемпион породы» ? наивысшая из возможных зоотехническая оценка племенного качества собаки в СССР.
Немецкая овчарка, отважный труженик войны, в 1946 году была официально переименована в «восточноевропейскую овчарку» по политическим соображениям, хотя процесс переименования породы с утверждением нового стандарта начавшись
сразу после войны, завершился лишь в 1955 году. Советский Союз, победитель Германии, пожелал иметь в государственном активе собственную породу служебных собак, название которой никак не напоминало бы о ее чистокровном немецком прошлом.
Подлинная история пожелтевшей блокадной картонки, соглашусь, недостаточно удобна, чтобы стать востребованной: слишком много в этой истории неоднозначного в оценке давно минувших событий. И поводов для острых и болезненных вопросов она дает немало. И поводов подумать об участниках этого дела и об их личной обреченности умалчивать подлинные детали и тогда, и сейчас непопулярной исторической правды.
Но главное в этой истории совпадения счастливых случайностей, намеренного умолчания и бессознательных забвений ? только то, что она отныне уже не будет утрачена бесследно. Но я уверена, неточности будут исправляться, и
сама история будет кропотливо дополняться. Искренне надеюсь на то, что вторая жизнь этого бесценного документа только началась.
Хочу выразить особую благодарность Татьяне Ивановой, Надежде Слепковой, Ирен Диоп, Ирине Давыдовой, Ксении Черкаевой, Игорю Санникову за содействие в поиске материалов об истории блокадного документа, а также за помощь в подготовке доклада в ЗИН РАН.
И во-вторых, имеются личные свидетельские показания военного инструктора «девичьей команды», указывающие на то, что организованную работу по подготовке именно миноразыскных собак Заводчиков начал уже в мае 1942 года. Причем начал,
не особенно афишируя эти действия перед руководством Ленинградского фронта. Военный отряд собаководов со служебными собаками был сформирован на Ленинградском фронте в первых числах августа 1941 года как 5-й Отдельный отряд
истребителей танков. Информацией об успехах этого отряда на поприще истребления вражеских танков я сегодня попросту не располагаю. Даже в нашем военно-артиллерийском музее, где экспонируется чучело собаки, завьюченной истребительным противотанковым вьюком оригинальной конструкции, мне так и не удалось отыскать никакой достоверной статистической информации о немецких танках, взорванных собаками этого отряда при обороне Ленинграда.
Фото: Елизавета Александровна Самойлович-Еранина. Санкт Петербург. 2005 год
Будучи главным редактором и пишущим автором питерского журнала «Лев», в 2005 году я записала и опубликовала в нем статью о Елизавете Александровне Самойлович-Ераниной, старшем сержанте знаменитой «девичьей команды». Статья
«Нас осталось мало» из второго номера «Льва» оказалась последним интервью с последним живым ветераном-сапером, вожатым служебной миноразыскной собаки и военным инструктором 34-го Отдельного инженерно саперного батальона
Ленинградского фронта. Елизавета Александровна детально вспоминала и свой призыв на воинскую службу в мае сорок второго и то, что в сосновской Школе- питомнике Клуба служебного собаководства (Сосновка ? лесопарк в границах
Ленинграда) сразу же была сформирована обособленная группа из наиболее квалифицированных девушек-инструкторов и спортсменов-дрессировщиков Ленинградского клуба довоенной поры. Рассказывала она и о том, как с самого первого дня готовили они своих собак именно к поисковой службе взрывчатых веществ, готовили по вкусопоощрительной (мягкой) методике, поощряя собак ломтиками сушеного мяса и своим личным пайковым сахаром. «Девичья команда», проходившая подготовку в Сосновке, вплоть до прорыва Блокады не участвовала в боевых действиях. На прорыве Блокады, где были задействованы бойцы и собаки 34-го батальона, Еранина стала свидетелем применения и собак-истребителей. По ее
словам, посылая по приказу командования собак своего батальона «под танки» (удачных случаев подрыва собакой вражеского танка Еранина так же не припомнила, а о памятных ей неудачных как раз упомянула), Заводчиков едва не плакал... Собаки из наших окопов высылались не столько «под танки», сколько под неминуемый прицельный вражеский расстрел:: «Год работы! Год работы! С кем завтра будем разминировать?! Поеду с докладом к командующему...». После двух блокадных зим служебная собака в Ленинграде была уже величайшей редкостью и ценностью, собаки погибали, но поголовье собак не возобновлялось. Командующий внял докладу, собак 34-го Отдельного батальона перестали посылать «под танки», а сам Отдельный батальон вскорости после прорыва Блокады был полностью перепрофилирован на разминирование.
К слову сказать, Петр Алексеевич Заводчиков, командовавший в начале войны и 5-м армейским отрядом истребителей танков, нигде в своих воспоминаниях не описывает показательно удачных примеров применения противотанковых собак в
боевых условиях Ленинградского фронта. Собаки готовились по программе СИТ и диверсионной службе подрыва вражеских укреплений, состояли на довольствии, служили, слава о них шла по всем фронтам, но...
Но заслуженную боевую славу Отдельному 34-му батальону в итоге составили не они, а кинологи-саперы и их собаки, сумевшие в кратчайшие сроки заслужить фронтовую репутацию «чудо-техники».
Можно предположить, что преувеличенная информация о собаках-истребителях, способных разворачивать вспять наступление вражеских танков, распространялась намеренно, и так же намеренно подогревалась фронтовая молва: в конце концов, преувеличение боевых достижений и даже дезинформация — тоже эффективное психологическое оружие ведения войны. Недаром именно истребительную работу собак до сих пор приводят как пример «самоотверженности» и «любви» всякий раз, когда положено говорить о героизме и подвиге. Допускаю, история о погибшей собаке, уничтожившей ценой своей жизни вражеский танк, способна оказать сильное эмоциональное воздействие. Но есть ли бесспорное документальное подтверждение такому впечатляющему достижению, как уничтожение «более трехсот немецких танков» в точном числе учтенных потерь противника? Как только линия обороны советских войск достаточно окрепла, истребительная служба себя практически сразу изжила. Подразделения, готовившие собак-истребителей были перепрофилированы. Служба же поиска взрывчатых веществ, позволившая советским вожатым служебных собак обезвредить свыше четырех миллионов мин, снарядов и
взрывоопасных предметов, напротив, со времени окончания Второй мировой войны состоит на вооружении армий практически всех стран, возглавляя перечень самых уважаемых собачьих военных профессий. Саперами-кинологами 34-го Отдельного
инженерного батальона Ленинградского фронта обнаружены и обезврежены четверть миллиона мин и неразорвавшихся снарядов. Всего же на счету саперов батальона семьсот тысяч обезвреженных взрывоопасных предметов и десятки тысяч разминированных зданий.
Фото: Ольга Дмитриевна Кошкина.
Ольга Дмитриевна Кошкина в истории блокадного документа, несомненно, ключевая фигура. Но за десять лет настоятельных расспросов и поисков мне удалось выведать об Ольге Дмитриевне очень мало достоверной информации, которая
подтверждалась бы документально. Ольга Кошкина, безоговорочно, одна из самых уважаемых персон в истории питерского собаководства. Уважение к ее имени в среде старожилов ленинградского Клуба безгранично даже теперь, спустя четверть века со времени ее кончины. Я хорошо знакома с несколькими питерскими знатоками-собаководами, кто профессионально вырос под ее началом, кто был завсегдатаем ее дома и остается ее благодарным учеником. Но вот что удивительно: ни один (!) человек из числа многих, опрошенных мной, не смог мне пересказать никаких детальных подробностей о факте рождения породистых щенков в блокадном Ленинграде. В ответ на мое удивление этому обстоятельству неизменно следовал ответ: «В нашей среде не было принято расспрашивать старших о войне, и в особенности о блокаде».
Что положено было знать ? о том участники событий рассказывали воспитанникам сами, а об остальном младшие со старшими сами первыми не заговаривали и с расспросами не приставали, это считалось недопустимым. На клубных встречах
юных собаководов с ветеранами ВОВ, в частных беседах и газетных статьях, обычно приуроченных ко Дню Победы, многократно пересказывалось то допустимое, героическое, о чем можно было говорить вслух безо всякого сомнения и не
провоцируя встречные неудобные вопросы.
Достоверно известно следующее: Ольга Кошкина по приглашению Петра Заводчикова пришла работать в Ленинградский Клуб в год официального учреждения Клуба, то есть, в 1928 году.
Заводчиков возглавил собаководческое направление ОСОАВИАХИМа, О.Кошкина в должности секретаря секции породы «немецкая овчарка» повела регистрацию и учет поголовья. Кошкиной было поручено содействовать организации просветительской и агитационной работы в кружках и секциях юных собаководов. С поставленной задачей собаководы, педагоги и инструкторы Клуба справились самым блестящим образом: юные дрессировщики Ленинграда в довоенное время
неоднократно выигрывали самые крупные смотры-соревнования страны, а уже в военное время именно они составили взвод инструкторов Отдельного 34-го инженерно-саперного батальона Ленинградского фронта, известного как «девичья
команда». Ольга Дмитриевна Кошкина с 1939 года также служила начальником Школы ? Питомника Клуба служебного собаководства, располагавшегося в ленинградском парке Сосновка. Эта сосновская Школа-питомник находилась в ведении НКВД, как практически все племенные питомники нашей страны той поры. О деталях частной жизни и биографии Ольги Дмитриевны до 1928 года известно только понаслышке. Так, Зоя Сергеевна Опаринская (в войну служившая в конной разведке артиллерийского полка) однажды обмолвилась в разговоре со мной, что Кошкина до войны была известной всадницей, спортсменом ОСОАВИАХИМа и что она, Опаринская, тренировалась вместе с Кошкиной на одной из кавалерийских спортивно-тренировочных баз под Ленинградом. Конноспортивному прошлому Кошкиной пока есть только косвенное подтверждение: Елизавета Александровна Самойлович-Еранина, старший сержант взвода инструкторов «девичьей команды»,
рассказывала мне, что их командир Ольга Кошкина начинала день намного раньше своих бойцов. Еще до сигнала подъема она уже частенько гоняла на корде или проминала под верхом свою лошадь. Вероятно, верховая лошадь полагалась
Кошкиной согласно ее рангу командира.
Возможное увлечение Ольги Дмитриевны лошадьми и конным спортом в довоенное время – это интересная и много объясняющая деталь, так как известно, что Центральная школа служебного собаководства РККА в 1924 году настоятельно
рекомендовала начальникам клубов на местах привлекать для организации собаководческого дела специалистов-конников. Наверняка руководство РККА было отлично осведомлено о том, что во главе самого успешного европейского служебного
собаководства, собаководства Германии, стояли преимущественно бывшие кадровые кавалеристы.
К 1928 году приоритеты советского служебного собаководства были уже довольно верно расставлены, лучшей универсальной служебной породой собак была признана немецкая овчарка, отвечающая практически всем запросам военных и
ведомственных кинологов. К тому же немецкая овчарка, в отличие от отечественных аборигенных пород караульных и пастушьих собак, была наиболее удобной для содержания в городах, что и создало значительный резерв поголовья,
рассредоточенного в частных руках членов Клуба.
Дороговизна импортных животных высшего племенного класса, остро необходимых для организации правильной заводской работы, долгое время сдерживала бурное развитие отечественного собаководства, по крайней мере, до той поры, пока воспроизводство породистых собак не было поставлено на государственные рельсы плановой экономики. Термины «плановый», т.е. чистокровный, и «неплановый», безродный, общеупотребимы в среде наших собаководов именно с той поры.
Для четкой организации племенного и учетного дела, для понимания всех особенностей генеалогии собак немецкого разведения и для последующей селекции качественных животных, разумеется, был необходим сведущий в этой сфере человек
с отличным знанием немецкого языка. О Кошкиной мне также известно, что немецким языком она владела очень хорошо, выписывала немецкие кинологические издания и вела переписку с ведущими заводчиками немецких овчарок Германии.
Кроме того, от нескольких близко знавших ее людей я знаю, что Ольга Дмитриевна имела отличные манеры и умела вести себя с большим достоинством в любом кругу и сообществе. Зоя Сергеевна Опаринская в беседе со мной однажды вскользь
упомянула, что Кошкина в юности училась в Берлине и готовилась стать архитектором. Так ли это? Достоверный ответ на этот вопрос с высокой долей вероятности может быть отражен в ее анкете сотрудника организации, подведомственной НКВД.
То, что именно система ГПУ — НКВД была главным заказчиком планового разведения служебных собак в Советском Союзе, стало для меня неожиданным открытием, как только я углубилась в историю найденной щенячьей карты и ознакомилась с довоенными постановлениями Наркомата внутренних дел, касающимися служебного собаководства.
1939 год был годом, когда служебные собаки ленинградского разведения, подготовленные в дрессировочных кружках и секциях ленинградского Клуба, впервые были успешно опробованы как род армейского вооружения при ведении боевых действий в «тихой» финской войне. Сосновская Школа-питомник, начальником которой в 1939 году была назначена Кошкина, кроме племенного разведения немецких овчарок, закупала и принимала на переподготовку мобилизованных клубных собак у населения города. Известно, что в сорок первом году их было принято и поставлено на довольствие питомника почти семьсот. Также из воспоминаний М. Рикман, ленинградки, в ту пору еще несовершеннолетней спортсменки-дрессировщицы и активистки Клуба, известно и то, что племенное поголовье питомника осенью сорок первого было эвакуировано из осажденного города на Большую землю, но эвакуированные собаки все до единой погибли на
Ладоге, попав под бомбежку.
Часть старых и возрастных собак из числа оставшихся в питомнике не пережила первой блокадной зимы, их поголовье вынуждено сократили, чтобы попытаться прокормить оставшихся, пригодных к обучению и работе.
К лету сорок второго года в Сосновке оставались только собаки нескольких рот инженерно - саперного батальона, около двухсот собак из первоначальных семисот. Некоторое количество собак-связных, собак санитарной службы и собак-
истребителей в то же время несли службу на передовой.
Фото: Однополчанки. Инструкторы-дрессировщики "девичьей команды." В довоенном прошлом – спортсмены Ленинградского Клуба.
«Девичья команда», рота инструкторов - дрессировщиков, передислоцированная из Сосновки на фронт как самостоятельное боевое подразделение, впервые была задействована при прорыве Блокады. Причем собаки и их вожатые дебютировали в качестве саперов с осторожностью, их главным назначением на прорыве была ездовая служба. На передовую собачьи упряжки доставляли «инженерное имущество» (снаряды, патроны). С передовой на санях вывозили тяжелораненых. Свидетельств о разминировании участков фронта с применением собак в период прорыва Блокады очень мало. Вероятно, обкатка «живой техники» в боевых условиях требовала дополнительного времени и приучения собак к постоянным перемещениям и обстрелам. Звездный час миноразыскных собак и их фронтовая слава «чудо-техники» придут несколько позже, когда советские войска перейдут в массированное наступление и необходимость снятия минных заграждений остро встанет по всему периметру Ленинградского фронта. А пока, на прорыве Кошкина командует своим взводом инструкторов. В Ленинград с передовой она вернется лишь в августе 1944 года, будет откомандирована с фронта обратно в Школу-питомник, где ей предстоит организовать прием, сортировку и постановку на учет собак, демобилизованных с передовой, а также прием трофейных животных.
При ее непосредственном участии 20 августа 1944 года будет проведена Первая послеблокадная агитационная выставка служебных собак Ленинградского клуба. Вернувшись в город с передовой, Ольга Дмитриевна только лишь 25 августа
1944 года посетит Клуб, где с вынужденным опозданием в девять месяцев наконец-то надлежащим образом оформит учетные документы на блокадных щенков, тем самым удостоверив подлинность их высокородного происхождения.
Уже только в пожилом возрасте Ольга Дмитриевна оставила своим вниманием породу «немецкая овчарка» и вплоть до самой кончины владела собаками своей сбывшейся юношеской мечты — добродушными и человеколюбивыми великанами ньюфаундлендами, породы абсолютно противоположной любым милитаристическим запросам.
К великому сожалению, ни семьи, ни детей у нее не было, и судьба ее знаменитых кинологических личных архивов остается неизвестна даже коротко знавшим ее людям. По всей видимости, эти архивы безвозвратно утрачены после ее
смерти.
Каким чудом уцелела эта ценная племенная чистокровная собака в мясорубке войны и Блокады, нам пока неведомо. Ответ на этот вопрос также следует искать в архивных документах военной поры. Эта сука полунемецкого (особо ценного)
происхождения до войны принадлежала музыковеду Успенскому. О ее тогдашнем владельце Николае Дмитриевиче Успенском, впоследствии профессоре Ленинградской консерватории и двух духовных Академий (Ленинградской и Нью-Йоркской) известно немного. Биографическая статья Музыкальной энциклопедии указывает круг его научных интересов: специалист по медиевистике и гимнографии, древнерусскому полифоническому пению. В 1941?42 годах в осажденном городе исполнял обязанности директора музыкально-педагогического училища. Согласитесь, эта должность была весьма далека от интендантских благ и провиантского изобилия.
Официально установленный командованием паек бойца ленинградского фронта лютой зимой 41 года содержал 860 калорий, это лишь треть нормы питания, позволяющей человеку оставаться дееспособным. Блокадный паек служащего в Ленинграде был гораздо скуднее. Содержать собаку крупной породы гражданскому лицу было бы не под силу. Но племенная собака такого высокого класса, несомненно, имела охранное свидетельство гособразца, выдаваемое Клубом на каждую племенную собаку. Охранное свидетельство племенной собаки в мирное время давало владельцу немало материальных преимуществ (право содержания в квартире, право провоза в общественном транспорте, право на получение дополнительного мясного пайка и т. п.), но оно же переводило собаку в разряд государственной собственности, подлежащей мобилизации в случае необходимости.
Собака, вне всякого сомнения, была мобилизована. Но в квартире Успенского на Театральной улице 28 ноября 1943 года она ощенилась восемью щенками, что свидетельствует о ее отличной заводской кондиции на тот момент.
С огромной степенью вероятности эта собака была мобилизована и поставлена на довольствие в сосновскую Школу-питомник, под личную опеку Ольги Кошкиной, стремившейся во что бы то ни стало сохранить последние крупицы племенного поголовья немецких овчарок в осажденном Ленинграде. Для чего же нужно было в осажденном городе продолжать кормить породистых собак даже тогда, когда от голода повально умирали люди?
Обдуманным ответом на этот мучительный и очень неоднозначный для множества блокадников вопрос может стать газетная фотография 1944 года – «лучшие миноразыскные собаки Ленинградского фронта».
На фото шесть собак сидят шеренгой в ряд. Это знаменитые «тысячники» Ленинградского фронта, собаки, обнаружившие на момент снятия Блокады свыше пяти тысяч мин каждая. Четыре немецких овчарки, метис первой генерации с немецкой овчаркой и шотландская овчарка Дик, обнаруживший двенадцать тысяч (!) мин и отыскавший гигантский потайной заряд со взведенным часовым механизмом в фундаменте Павловского дворца за час до взрыва. Дворняжек на этом фото нет.
То, что кажется невероятным дилетанту — аксиома для образованного специалиста: собаки культурной селекции несравнимо работоспособнее безродных собачек. Научные труды профессора Крушинского опубликованные в довоенные годы, уже отлично расставляют точки над «i», признавая абсолютное превосходство рабочих качеств породистых служебных собак над беспородными. (Прим: Л.В. Крушинский. «Исследование по феногенетике признаков поведения у собак.» Биол. журн. 1938. Т. 7, No 4. С. 869–892)
Именно такой отборный племенной материал невероятными усилиями пытались сохранить в условиях Блокады Кошкина и Заводчиков. Заводчиков доверял ведение племенного дела Кошкиной. Каждый из них понимал, что высокоценная племенная собака в будущем будет способна воспроизводить множество потомков, наиболее эффективно пригодных для работ по ликвидации убийственных последствий войны. Племенных собак на фронтовом пайке кормили и содержали не из «любви» к собакам, но ради обеспечения максимально быстрого наступления и снятия вражеской Блокады нашими войсками и ради обеспечения будущей безопасности выживших ленинградцев.
Вероятно, Ада Микки была передана Н. Успенскому обратно в Ленинград потому, что в условиях близости к передовой риски утратить ценную племенную собаку были уже слишком велики, а сосновская Школа-питомник, оставшаяся в
отдалении от линии фронта, выпала из-под личного контроля Кошкиной. От все той же Зои Сергеевны Опаринской в устном разговоре я услышала такую информацию: «Кошкина после прорыва Блокады списала с фронта как негодных к строевой шесть или семь породных сук, вернула их хозяевам в Ленинград, но почти все они или пали, или холостели, кроме одной, только она одна и ощенилась».
Ада Микки безоговорочно оправдала возложенные на нее надежды, оказавшись выдающейся племенной собакой, а щенки, родившиеся в блокадном Ленинграде, в первые же послевоенные годы заложили мощную генеалогическую базу для возобновления ленинградского племенного служебного собаководства. Мур Ольги Кошкиной, щенячью карточку которого я нашла в кладовке клуба, в племенное дело так и не пошел, так как имел низкую оценку экстерьера.
В 1948 году Мур пал от заворота кишечника. После его смерти Ольге Кошкиной с баланса Школы-питомника в личное владение была передана самая ценная дочь Ады, Марта. Марта, однопометная сестра Мура оставила плеяду выдающихся потомков. Внучка Ады Микки Гейша (владелец Т. М. Иванова) и родной брат Гейши Гарун стали послевоенными Чемпионами породы класса «элита». «Чемпион породы» ? наивысшая из возможных зоотехническая оценка племенного качества собаки в СССР.
Фото: Ольга Кошкина и Марта, дочь Ады Микки. родившаяся в Блокаду.
Немецкая овчарка, отважный труженик войны, в 1946 году была официально переименована в «восточноевропейскую овчарку» по политическим соображениям, хотя процесс переименования породы с утверждением нового стандарта начавшись
сразу после войны, завершился лишь в 1955 году. Советский Союз, победитель Германии, пожелал иметь в государственном активе собственную породу служебных собак, название которой никак не напоминало бы о ее чистокровном немецком прошлом.
Эпилог
28 ноября 2013 года, в самый день рождения Мура, спустя 70 лет, блокадное родословное свидетельство было передано мной на хранение в Научный архив Зоологического института Российской академии наук. Передача документа состоялась после сорокаминутного доклада, подготовленного при участии и деятельной помощи сотрудников Зоологического института и всех добровольных помощников проведения этого маленького, но очень содержательного в историческом смысле события. Слушателей доклада было немного, вряд ли больше тридцати человек. Были живые цветы, принесенные к витрине с документом и даже звучали аплодисменты. Была горячая благодарность и интересные обсуждения после доклада. Не было только представителей городских СМИ , получивших по предварительной рассылке не менее сотни развернутых пресс релизов и приглашений. Это, казалось бы, незаурядное городское событие осталось совершенно незамеченным на фоне крупномасштабной и дорогостоящей суеты по подготовке громких торжеств грядущего юбилея снятия Блокады.
Но главное в этой истории совпадения счастливых случайностей, намеренного умолчания и бессознательных забвений ? только то, что она отныне уже не будет утрачена бесследно. Но я уверена, неточности будут исправляться, и
сама история будет кропотливо дополняться. Искренне надеюсь на то, что вторая жизнь этого бесценного документа только началась.
Фото: передача документа в Научный архив Зоологического института Российской академии наук.
Хочу выразить особую благодарность Татьяне Ивановой, Надежде Слепковой, Ирен Диоп, Ирине Давыдовой, Ксении Черкаевой, Игорю Санникову за содействие в поиске материалов об истории блокадного документа, а также за помощь в подготовке доклада в ЗИН РАН.
Деньги пахнут - овчарка находит их по запаху
Теперь точно известно, что деньги действительно пахнут - немецкая овчарка Зара с саратовской таможни России находит деньги по запаху. Зара служит на таможне, причём, в отличие от большинства своих четвероногих коллег, она натренирована искать именно крупные суммы денег, а не наркотики или взрывчатку. Таких спецов, как Зара,
Овчарка Дауфмана.
Далеко не все представители собачьего племени могут носить звание друга человека. Некоторые породы выводились специально для уничтожения людей. К таким породам относится овчарка Дауфмана, свирепость которой вошла в легенды. Эти овчарки были выведены специально для охраны заключенных в лагерях, и характер их сложно назвать
Собаки-истребители танков
Противотанковая собака — специально дрессированная собака с укреплённым на ней зарядом взрывчатого вещества. Собака забиралась под танк, срабатывал датчик цели (деревянный штырь длиной около 20 см) и заряд взрывался непосредственно под днищем танка. Собаки применялись Красной армией во время Великой Отечественной войны против
Интервью с начальником кинологической службы главного штаба ГКВВ МВД России
Именно в этот день, 21 июня 1909 года, в Санкт-Петербурге открылся первый в правоохранительном ведомстве питомник полицейских сыскных собак. Профессиональный праздник сегодня отмечают и кинологи внутренних войск, выполняющие вместе со своими верными питомцами служебные и боевые задачи, зачастую сопряжённые с риском для жизни.
Служебные собаки
День кинологических подразделений МВД России отмечается с 21 июня 1909 года, когда началась история служебного собаководства. Тогда в Санкт-Петербурге состоялось открытие первого российского питомника полицейских сыскных собак, на базе которого была создана школа дрессировщиков. Использование служебных собак быстро