А. И. Куприн. Собачье счастье

- Случается. Кормили нас необыкновенно плохо и мало. Время от времени неизвестно куда исчезал один из заключенных, и тогда мы обедали супом из...
Для усиления эффекта пудель сделал небольшую паузу, обвел глазами аудиторию и добавил с деланным хладнокровием:
- ...из собачьего мяса.
При последних словах компания пришла в ужас и негодование.
- Черт возьми! Какая низкая подлость! - воскликнул Джек.
- Я сейчас упаду в обморок... мне дурно, - прошептала левретка.
- Это ужасно... ужасно! - простонала такса.
- Я всегда говорил, что люди подлецы! - проворчал мышастый дог.
- Какая страшная смерть! - вздохнул Бутон.
И только один голос фиолетового пса звучал из своего темного угла мрачной и циничной насмешкой:
- Однако этот суп ничего... недурен... хотя, конечно, некоторые дамы, привыкшие к цыплячьим котлетам, найдут, что собачье мясо могло бы быть немного помягче.
Пренебрегши этим дерзким замечанием, пудель продолжал:
- Впоследствии, из разговора своего хозяина, я узнал, что шкура наших погибших товарищей пошла на выделку дамских перчаток. Но, - приготовьте ваши нервы, mesdames, - но этого мало. Для того, чтобы кожа была нежнее и мягче, ее сдирают с живой собаки.
Отчаянные крики прервали слова пуделя:
- Какое бесчеловечие!..
- Какая низость!
- Но это же невероятно!
- О боже мой, боже мой!
- Палачи!..
- Нет, хуже палачей...
После этой вспышки наступило напряженное и печальное молчание. В уме каждого слушателя рисовалась страшная перспектива сдирания заживо кожи.
- Господа, да неужели нет средства раз навсегда избавить всех честных собак от постыдного рабства у людей? - крикнул запальчиво Джек.
- Будьте добры, укажите это средство,- сказал с иронией старый пудель.
Собаки задумались.
- Перекусать всех людей, и баста! - брякнул дог озлобленным басом.
- Вот именно-с, самая радикальная мысль,- поддержал подобострастно Бутон. - По крайности будут бояться.
- Так-с... перекусать... прекрасно-с, - возразил старый пудель. - А какого вы мнения, милостивый государь, относительно арапников? Вы изволите быть с ними знакомы?
- Гм... - откашлялся дог.
- Гм... - повторил Бутон.
- Нет-с, я вам доложу, государь мой, нам с людьми бороться не приходится. Я немало помыкался по белу свету и могу сказать, что хорошо знаю жизнь... Возьмем, например, хоть такие простые вещи, как конура, арапник, цепь и намордник, - вещи, я думаю, всем вам, господа, небезызвестные?.. Предположим что мы, собаки, со временем и додумаемся, как от них избавиться... Но разве человек не изобретет тотчас же более усовершенствованных орудий? Непременно изобретет. Вы поглядели бы, какие конуры, цепи и намордники строят люди друг для друга! Надо подчиняться, господа, вот и все-с. Таков закон природы-с.
- Ну развел философию,- сказала такса на ухо Джеку.- Терпеть не могу стариков с их поучениями.
- Совершенно справедливо, mademoiselle, - галантно махнул хвостом Джек.
Мышастый дог с меланхолическим видом поймал ртом залетевшую муху и протянул плачевным голосом:
- Эх, жизнь собачья!..
- Но где же здесь справедливость, - заволновалась вдруг молчавшая до сих пор левретка.- Вот хоть вы, господин пудель... извините, не имею чести знать имени...
- Арто, профессор эквилибристики, к вашим услугам, - поклонился пудель.
- Ну вот, скажите же мне, господин профессор, вы, по-видимому, такой опытный пес, не говоря уже о вашей учености; скажите, где же во всем этом высшая справедливость? Неужели люди настолько достойнее и лучше нас, что безнаказанно пользуются такими жестокими привилегиями...
- Не лучше и не достойнее, милая барышня, а сильней и умней, - возразил с горечью Арто.- О! мне прекрасно известна нравственность этих двуногих животных... Во-первых, они жадны, как ни одна собака в мире. У них настолько много хлеба, мяса и воды, что все эти чудовища могли бы быть вдоволь сытыми целую жизнь. А между тем какая-нибудь десятая часть из них захватила в свои руки все жизненные припасы и, не будучи сама их в состоянии сожрать, заставляет остальных девять десятых голодать. Ну, скажите на милость, разве сытая собака не уделит обглоданной кости своей соседке?
- Уделит, непременно уделит,- согласились слушатели.
- Гм! - крякнул дог с сомнением.
- Кроме того, люди злы. Кто может сказать, чтобы один пес умертвил другого из-за любви, зависти или злости? Мы кусаемся иногда - это справедливо. Но мы не лишаем друг друга жизни.
- Действительно так, - подтвердили слушатели.
- Скажите еще, - продолжал белый пудель, - разве одна собака решится запретить другой собаке дышать свежим воздухом и свободно высказывать свои мысли об устроении собачьего счастья? А люди это делают!
- Черт побери! - вставил энергично мышастый дог.
- В заключение я скажу, что люди лицемерны, завистливы, лживы, негостеприимны и жестоки... И все-таки люди господствуют и будут господствовать, потому что... потому что так уже устроено. Освободиться от их владычества невозможно... Вся собачья жизнь, все собачье счастье в их руках. В теперешнем нашем положении каждый из нас, у кого есть добрый хозяин, должен благодарить судьбу. Один хозяин может избавить нас от удовольствия есть мясо товарищей и чувствовать потом, как с него живьем сдирают кожу.
Слова профессора нагнали на общество уныние. Более никто не произнес ни слова. Все беспомощно тряслись и шатались при толчках клетки. Дог скулил жалобным голосом. Бутон, державшийся около него, тихонько подвывал ему.
Вскоре собаки почувствовали, что колеса их экипажа едут по песку. Через пять минут клетка въехала в широкие ворота и очутилась среди огромного двора, обнесенного кругом сплошным забором, утыканным наверху гвоздями. Сотни две собак, тощих, грязных, с повешенными хвостами и грустными мордами, еле бродили по двору.
Дверь клетки отворилась. Все семеро только что приехавших псов вышли из нее и, повинуясь инстинкту, сбились в кучу.
- Эй, послушайте, как вас там... эй вы, профессор... - услыхал пудель сзади себя чей-то голос.
Он обернулся: перед ним стоял с самой наглой улыбкой фиолетовый пес.
- Ах, оставьте меня, пожалуйста, в покое, - огрызнулся старый пудель. - Не до вас мне.
- Нет, я только одно замечаньице... Вот вы в клетке-то умные слова говорили, а все-таки одну ошибочку сделали... Да-с.
- Да отвяжитесь от меня, черт возьми! Какую там еще ошибочку?
- А насчет собачьего счастья-то... Хотите, я вам сейчас покажу, в чьих руках собачье счастье?
И вдруг, прижавши уши, вытянув хвост, фиолетовый пес понесся таким бешеным карьером, что старый профессор эквилибристики только разинул рот. "Лови его! Держи!" - закричали сторожа, кидаясь вслед за убегающей собакой.
Но фиолетовый пес был уже около забора. Одним толчком отпрянув от земли, он очутился наверху, повиснув передними лапами. Еще два судорожных движения, и фиолетовый пес перекатился через забор, оставив на его гвоздях добрую половину своего бока.
Старый белый пудель долго глядел ему вслед. Он понял свою ошибку.

Собачья жизнь, или история Джека

(рассказ об одной собачьей жизни) Ларисе, хозяйке Джека, с уважением… Жилой дом достраивался в срок, и никого не волновала судьба прибившегося к строителям небольшого, похожего на волчонка, щенка. Ребята- строители окрестили его Джеком, подкармливали около дома, и в сознании собаки утвердилось одно- дом надо охранять. Когда
  • 100

Стихотворение "Я маюсь от усталости и лени"

Я маюсь от усталости и лени. И просто от того, что мало сплю, Но пес мой утыкается в колени И говорит: «А я тебя люблю», Я бьюсь над вечным бытовым вопросом, Когда ресурсы подошли к нолю, Но пес мой прикоснется мокрым носом И говорит: «А я тебя люблю»,, Кто грезит о богатстве, кто о власти, Кто тянется к рулю или рублю. А у меня
  • 80

Джек

Стихотворение принадлежит перу поэта Исаака Трайнина, который начинал свою карьеру, работая кинологом в милиции в качестве инспектора уголовного розыска. Стихотворение о Джеке - это рассказ о реальной ситуации, когда личная собака Трайнина во время поиска и погони за преступником спасла поэту жизнь, пожертвовав своей. Он умел
  • 100

Сеттер Джек

Вера Инбер Собачье сердце устроено так: Полюбило — значит, навек! Был славный малый и не дурак Ирландский сеттер Джек. Как полагается, был он рыж, По лапам оброс бахромой, Коты и кошки окрестных крыш Называли его чумой. Клеенчатый нос рылся в траве, Вынюхивал влажный грунт; Уши висели, как замшевые, И каждое весило фунт.
  • 100

Дай, Джек, на счастье лапу мне

Этой знаменитой, чуть измененной строкой частенько приветствую я Джека — моего давнишнего и задушевного приятеля, впрочем, теперь даже, может быть, уже и друга. Никакой прославленной родословной у него нет. Джек — откровенная помесь чистокровной лайки с плебейской дворнягой. Но смотреть на него свысока было бы просто неприлично. С
  • 0
Страницы:
1 2

Добавить комментарий

Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив