Мотивация в дрессировки у собаки
Мотивация
Слово «мотивация» выступает в психологии в качестве обобщающего обозначения многочисленных процессов и явлений, суть которых сводится к тому, что живое существо выбирает свое поведение, исходя из его ожидаемых последствий, и управляет им в аспекте его направления и затрат энергии. Наблюдаемая целенаправленность поведения, начало и завершение более крупных фрагментов поведения, его возобновление после прерывания, переход к какому-то новому фрагменту поведения, конфликт между различными целями и его разрешение — все это относится к проблемной области, называемой «мотивация».
Поэтому понятие мотивации оказывается мало пригодным для того, чтобы использовать его в качестве гипотетического конструкта. В этой главе мы сузим это понятие таким образом, чтобы оно охватывало процессы, находящиеся в центре современных исследований мотивации. Я имею в виду в первую очередь порождаемые данной (или специально смоделированной) ситуацией процессы предвосхищения желаемых или пугающих значимых последствий своего действия и вероятностей достижения с помощью действия намеченных результатов, а также ожидаемого инструментального значения результатов действия для наступления соответствующих последствий. Процессы, которые связывают друг с другом различные аспекты привлекательности и ожидания, также относятся к мотивации. Трансформированные значения привлекательности и ожидания являются исходными данными для моделей ожидаемой ценности, многочисленные разновидности которых направлены на предсказание исхода процессов мотивации или принятия решения (ср.: Feather, 1982; Kuhl. 1982).
Таким образом, процессы мотивации охватывают то, что мы рассматривали в контексте взаимодействия личности и ситуации. Наряду с побудительными аспектами ситуации, раскрывающимися через восприятие возможностей достижения определенных целей, на привлекательность предвосхищаемых последствий действия оказывают влияние и актуализируемые этой ситуацией мотивы. Они также определяют широту классов эквивалентности ситуаций и способов действия. Понимаемый таким образом процесс мотивации представляет собой подготовительную стадию действия. Его можно представить как содержащий эмоциональные компоненты процесс когнитивной обработки, более или менее сильно подталкивающий к определенному итогу. Как правило, этот процесс доводится лишь до определенной степени ясности, в отношении которой люди сильно отличаются друг от друга. Однако, в любом случае, после достижения определенной степени ясности ценность дальнейшего поиска и переработки информации, как и во всех процессах прояснения проблем и принятия решений, резко снижается. С другой стороны, здесь присутствует нечто похожее на «стремление к завершению», т. е. нарастающее со временем стремление довести процесс мотивации до некоторого итога (см. главу 6). Этот итог получил название результирующей мотивационной тенденции.
Если, как в случае принятия решения, речь идет о нескольких альтернативных возможностях действия, то в действии реализуется лишь наиболее сильная результирующая мотивационная тенденция. В течение длительного времени ученые очень просто представляли себе переход от результирующей мотивационной тенденции к действию; они исходили из того, что поток поведения образован непрерывной цепью отдельных эпизодов и вначале всегда возникает одна мотивационная тенденция, которая затем через действие приводит к достижению цели, после чего появляется следующая мотивационная тенденция и т. д. В действительности же всегда имеются еще и неосуществленные мотивационные тенденции, поскольку для их осуществления пока не представилось возможности; кроме того, существуют также прерванные и незавершенные мотивационные тенденции. Во всех этих случаях сами тенденции продолжают существовать. Они сохраняются до тех пор, пока не реализуются и не достигнут своей цели. Поэтому в нормальной ситуации несколько мотивационных тенденций всегда существуют одновременно друг с другом; при этом, как правило, лишь одна из них получает доступ к действию или может его получить, ибо действие должно вести к определенной цели.
Таким образом, поток поведения состоит из цепочки отдельных действий-эпизодов, а в основе его лежит непрерывный лоток нарастающих и затухающих мотивационных тенденций, наиболее сильная из которых определяет действие в каждый момент времени. Во всяком случае, так утверждает уже упоминавшаяся нами «динамическая теория действия» (Atkinson, Birch, 1970), предполагающая постепенное ослабление мотивационной тенденции, определяющей в данный момент направленное на достижение цели действие (в соответствии с так называемой «силой потребления» (consummately force)), и усиление всех остальных мотивационных тенденций, ждущих своего осуществления, по мере их ситуативной актуализации (в соответствии с так называемой «подстрекающей силой» {instigating force)). Помимо этих двух сил динамическая теория действия утверждает существование еще и «тормозящих сил» {inhibiting forces); а также «смещающего действия» (displacement value) подстрекающей силы, которая с одной мотивационной тенденции может распространяться на другую, сходную с нею, а кроме того, еще и «замещающего значения» (substitution value); это значение, которое факт достижения определенной цели может иметь для стремления к другим целям. Уже эти три названные силы и два эффекта переноса (смещение и замещение) делают теоретическую конструкцию мотивационного процесса столь сложной, что для выведения следствий из этой теории оказывается необходимым компьютерное моделирование.
При всей своей прогрессивности по сравнению с рассмотрением мотивационных процессов просто как отдельных эпизодов постулируемая динамической теорией действия динамика, несмотря на ее усложненность, представляется все еще чересчур простой — в силу ее автоматизма и отсутствия регуляционных процессов более высокого порядка. Ведь доминирующая мотивационная тенденция, если она есть, как правило, вовсе не определяет поведение безотносительно ко всему остальному. При этом едва ли были бы возможны упорядоченные действия, при которых начатое каждый раз по возможности доводится до конца. Ведь тогда только что образовавшаяся наиболее сильная в данный момент тенденция сразу бы прервала текущую деятельность для того, чтобы реализоваться самой. Упорядоченное действие при наличии подходящей возможности, действие, завершающееся по возможности достижением цели, а также планирование последовательного осуществления имеющихся намерений и отодвигание в сторону наиболее сильной результирующей мотивационной тенденции, если в данный момент складываются более благоприятные условия для реализации более слабой тенденции, — все это было бы невозможным. Но ведь уже из опыта самонаблюдения мы хорошо знаем, что это вполне возможно. Действующий субъект не является пленником своего изменчивого мотивационного процесса, в котором аспекты побудительности и ценности перерабатываются и образуют результирующие тенденции, подвергающиеся непрерывным изменениям и смещениям. Должны существовать особые процессы, определяющие, какие из мотивационных тенденций вообще следует осуществлять, а также при каких условиях и каким образом это должно быть сделано. Эти процессы получили название волевых.
Образование намерений и воля
Самой по себе результирующей мотивационной тенденции еще недостаточно для того, чтобы соответствующая ей цель стала обязательной в том смысле, что человек начал стремиться к ее достижению. Результирующая тенденция должна приобрести характер замысла действия, иначе говоря, должно образоваться «намерение». По всей вероятности, результирующих мотивационных тенденций у людей возникает больше, чем намерений. Если исходить из того, что статуса намерения достигают не все наши мотивационные тенденции, то должен существовать некий особый процесс, регулирующий переход от мотивационных процессов к волевым.
Регулирующий этот переход процесс должен, строго говоря, решать две различные задачи. Во-первых, необходимо найти ответ на вопрос о том, какие из мотивационных тенденций вообще могут перейти на следующую стадию, т. е. приобрести статус намерения, которое в соответствующий момент начнет определять действие. Во-вторых, какие из уже существующих или только что образовавшихся намерений получают в данный момент доступ к действию и начинают реализовываться. Поэтому можно допустить существование двух следующих друг за другом переходов между мотивацией и действием: образование намерения и инициирование действия (см. рис. 1.1; Heckhausen, Kuhl, 1985).
Рис. 1.1. Два решающих перехода на пути от мотивации к действию
Образование намерений следует за обработкой важнейших аспектов привлекательности и реализуемости рассматриваемой цели действия. Однако, какой бы заманчивой и достойной ни казалась эта цель, переход к образованию намерения происходит не автоматически. Очевидно, для того чтобы из рассматриваемой цели возникло намерение, требуется по меньшей мере акт внутреннего одобрения. Об этом свидетельствуют исследования в области психологии воли, проводившиеся на заре XX в. Ахом (Ach, 1910) и Мишоттом и Прюмом (Michotte, Priim, 1910) и затем, к сожалению, не имевшие продолжения. Ах указывал на «актуальный момент», наблюдавшийся у его испытуемых в виде предложения-формулы «я действительно хочу!» применительно к действиям, которые осуществлялись с трудом. Менее развернутым актом решения является простое согласие на осуществление одной из альтернативных возможностей действия, которое Мишотт и Прюм назвали «согласием действовать».
Второй переход — инициация действия — часто оказывается проблематичным просто потому, что существует множество намерений, стремящихся получить доступ к действию и реализоваться. Однако, как правило, в конкретный момент времени может реализовываться только одно намерение. Таким образом, необходимо регулировать, когда какое намерение будет осуществляться. Довольно часто это решается заранее — когда намечается конкретная предвосхищаемая ситуация, благоприятная для реализации того или иного определенного намерения. Если эта ситуация легко может быть упущена, то нередко формируется особое дополнительное намерение — мы называем его подготовительным, — которое должно обеспечить возможность использовать эту предвосхищаемую ситуацию.
Инициирование действия легко перепутать с образованием намерения. Истинная проблема принятия решения заключается не в том, делает ли человек нечто определенное (например, встает утром с постели), но в том, когда он это делает (сейчас или потом). Уильям Джеймс (James, 1890) объяснял инициирование многих волевых действий так называемым базовым идеомоторным законом; в этом случае им не предшествует явно выраженное «да будет!». Уже одного представления о цели действия или первых шагов по его осуществлению может оказаться достаточным, чтобы раздумье о возможном действии перешло в фактическое действие, поскольку при освежении намерения в плане представления конфликт или сомнение лишь на время исчезает из поля представления.
Первый переход — образование намерения — разделяет процесс мотивации и волевой процесс как два различных состояния сознания. Если попробовать корЪтко сформулировать различие между этими двумя состояниями сознания, то оно заключается в предмете сознания и типе переработки информации. Процесс мотивации ориентирован на реальность, волевой же процесс — на реализацию. Эмпирические доказательства этого мы обсудим в главе 6 (см.: Heckhausen, Gollwitzer, 1987).
На стадии, предшествующей образованию намерения (в процессе мотивации), речь идет о том, чтобы тщательно проследить прямые и побочные последствия и соотнести их с различными ожиданиями их наступления и с тем, что они могут за собой повлечь, сопоставить все это с альтернативными целями действия и возможностями их осуществления и прийти к конечному выводу в пользу действия или отказа от него (результирующая мотивационная тенденция). Поэтому процесс переработки исходных побудительных тенденций на этапе мотивации нередко начинает напоминать процесс решения задач. Здесь в первую очередь разыскивается, воспринимается и используется информация, позволяющая еще лучше прояснить аспекты ценности и ожидания. Разумеется, этот процесс имеет свои ограничения и разворачивается в полной мере лишь в том случае, когда действие имеет действительно большое значение. По мере удлинения процесса переработки полезный эффект дальнейшего поиска и обработки информации становится все меньшим и нарастает «стремление к завершению».
После образования намерения (в ходе волевого процесса) задача индивида состоит, прежде всего, в том, чтобы спланировать и подготовить реализацию намерения в действии, особенно с той точки зрения, чтобы не упустить подходящей ситуации или даже подготовить ее и продумать адекватные шаги по осуществлению действия. Поэтому на этом этапе преимущественно разыскивается, воспринимается и перерабатывается соответствующая этим задачам информация. Аспекты же ценности и ожидания, особенно если они могут снова поставить под сомнение уже сформировавшееся намерение, будут игнорироваться или отсекаться. Затем намерение, которое предстоит реализовать, следует защитить от конкурирующих намерений, прежде всего в том случае, если последние являются более сильными. Это в первую очередь важно тогда, когда осуществление намерения не должно отдаваться на волю плохо предсказуемого взаимодействия между индивидом и различными ситуациями. Нередко лишь в этом случае намерение может получить доступ к действию в подходящей ситуации и сохраняться по ходу его осуществления, пока оно не будет реализовано. Эту защитную функцию активно подчеркивает Куль (Kuhl, 1983), говоря о «волевых» процессах «контроля над действием». Он подразделяет их на две группы, первая из которых состоит в «контроле над замыслом» (после образования намерения и до начала действия), а вторая — в «контроле над действием» в узком смысле слова (т. е. в управлении ходом действия).
Действие
В настоящее время понятие «действия» и так называемые «теории действия» пользуются большой популярностью. Раньше ситуация была иной, хотя Макс Вебер уже в 1921 г. противопоставил понятие действия бихевиористскому способу рассмотрения поведения, сужавшему его до реагирования и осуществления заученных привычек, и отграничил это понятие от простого «реактивного поведения». По Веберу, к действию относится все человеческое поведение, с которым действующий субъект связывает некоторый «смысл». Для внешнего наблюдателя понятность этого «смысла» или «основания» играет решающую роль в признании данного акта действием. Согласно этому взгляду, поведение, представляющееся осуществляющему его субъекту непреднамеренным (невольным) и объясняемое одними лишь досознательными уровнями регуляции организма, действием не является; это относится, в частности, к пассивным или рефлекторным видам поведения (ср.: Shultz, 1980; Smith, 1978). Такого рода поведение, хотя и обладает причинами, не подлежит смысловому истолкованию.
К одному и тому же действию можно отнести все виды активности, в основе которых лежит, в конечном счете, одно и то же «представление о цели». Независимо от того, является ли это представление о цели осознанным или нет, оно, во всяком случае, представлено в психике. Это можно заключить уже из того факта, что сложная последовательность вложенных друг в друга действий может применяться к изменяющимся обстоятельствам без того, чтобы необходимое управляющее воздействие всегда осуществлялось на высшем уровне регуляции — уровне сознательного представления. С появлением кибернетической модели обратной связи после новаторской работы Миллера, Галантера и Прибрама (Miller, Galanter, Pribram, 1960) возникло целое семейство иерархически построенных моделей, призванных объяснить регуляцию осуществления действия (Carver, Scheier, 1981; von Cranach, Kalbermatten, Indermuhle, Gugler, 1980; Hacker, 1978 или Lantermann, 1980; Powers, 1973).
Мотивационно-психологические исследования действия до сих пор ограничивались в основном аспектами интенсивности и длительности и не затрагивали вопросов управления действием. В исследованиях по мотивации достижения было высказано предположение, что сила мотивации действия является непосредственной Функцией силы результирующей мотивационной тенденции (ср.: Atkinson, Raynor, 1974; Heckhausen, Schmalt, Schneider, 1985). Это отождествление, выступающее как нечто само собой разумеющееся, продолжило длительную традицию психологического исследования действия, начатую в 1926 г. Левином в его классическом трактате «Намерение, воля и потребность». Левин отошел от многообещающего начала психологии воли в работах Аха (Ach, 1910) и Мишотта и Прюма (Michotte, Priim, 1910) в том, что он не придал намерению (и замыслу) статуса особой волевой тенденции, но уподобил его последействие (например, при возобновлении действия) действию «истинных потребностей» (высших целей) и рассматривал их в качестве «квазипотребностей», т. е., говоря современным языком, в качестве результирующих мотивационных тенденций (ср.; Heckhausen, 1987e; Kuhl, 1983).
Однако отождествление намерения с возникающей на прединтенциопальной стадии результирующей мотивационной тенденцией (квазипотребностью) является недопустимым упрощением как в структурном, так и в энергетическом отношении. Ведь многие данные указывают на то, что интенсивность действия подчиняется принципу необходимых в данный момент затрат. Один из учеников Аха, Хиллгру-бер, уже в 1912 г. экспериментально продемонстрировал так называемый «мотивационпый закон трудности» и доказал тот кажущийся парадоксальным факт, что увеличение трудности деятельности может приводить к улучшению результатов. Когда на пути осуществления действия встают трудности и препятствия, то совершенно автоматически возникает соответствующая им по величине добавочная мотивация — в смысле усиления энергетического компонента действия.
В целом многое говорит в пользу предположения о том, что интенсивность и продолжительность действия определяет не результирующая мотивационная тенденция как некоторая фиксированная величина, а переменная «сила волевой тенденции», причем параметры действия определяются исходя из того, что представляется необходимым для продолжения и завершения действия. Таким образом, с точки зрения «закона трудности» энергетическое обеспечение действия следует принципу экономии. Правда, результирующая мотивационная тенденция намечает, по-видимому, верхнюю границу прилагаемых усилий и их продолжительности, по ту сторону которой уже не происходит повышения энергетических затрат, пропорционального трудности действия, и действие либо затухает, либо прекращается. Постольку поскольку требования к деятельности достигают этой границы, не переходя ее, силу волевой тенденции можно приравнять к результирующей мотивационной тенденции.
Впрочем, в результате некоторых наблюдений выяснилось, что актуальная сила мотивации не соответствует непосредственно требованиям, предъявляемым к деятельности, но превышает уровень, необходимый для эффективного выполнения действия. В этом случае можно говорить о «сверхмотивации». В исследованиях на животных еще Йеркс и Додсон (Yerkes, Dodson, 1908) установили, что средняя сила мотивации (создаваемой ударом тока) является наиболее благоприятной для запоминания лабиринта и что для простых лабиринтов оптимальная сила мотивации является более высокой, чем для сложных. Эти данные были обобщены в так называемом правиле Йеркса—Додсона, согласно которому, во-первых, для каждой степени трудности выполняемого задания существует оптимальная сила мотивации, при которой эффективность выполнения задания будет максимальной; и, во-вторых, с ростом сложности (трудности) задания оптимальной для его эффективного выполнения будет все более низкая сила мотивации. Отклонения вверх и вниз от этого оптимального уровня должны вести к снижению эффективности и тем самым к ухудшению результатов.
На основе правила Йеркса—Додсона была построена теория достижения, связывающая силу мотива и ситуационной стимуляции (как величин, определяющих силу мотивации) с оптимальным для достижения наибольшей эффективности уровнем мотивации (Atkinson, Raynor, 1974). Согласно этой теории, высокая сила мотива и сильно стимулирующая ситуация (например, экзамен) должны приводить к сверхмотивации и снижению эффективности действия, тогда как в слабо стимулирующей ситуации (например, при выполнении домашних заданий) сильный мотив будет создавать оптимальную силу мотивации и вести к эффективной работе. Поэтому люди с высоким мотивом достижения в ситуации экзамена из-за своей чрезмерной мотивации показывают худшие результаты, чем те, на которые они в принципе способны. Люди же с низким мотивом достижения должны испытывать недостаток мотивации в тех ситуациях, где отсутствует непосредственное давление ситуации достижения (например, вне школы), и поэтому учатся неэффективно, не говоря уже о меньшей продолжительности занятий. Эта теория вполне убедительна, однако до сих пор не получила достаточного подтверждения (см. главу 8).
Более важными в силу своей непосредственности, но, к сожалению, малоизученными являются вопросы о том, как связаны между собой в ходе действия восприятие и переработка информации, с одной стороны, и волевые процессы — с другой. Переработка информации направлена прежде всего на контроль за ходом деятельности с точки зрения намеченной цели, па встречающиеся трудности, на требуемое ситуацией перепланирование деятельности и текущую детализацию планов. Все это инициирует соответствующие, причем изменяющиеся, волевые процессы, в частности сдерживание или интенсификацию действия и сопровождающих его эмоций, и в первую очередь управление затратами усилий, времени, а также затратами на поиск и переработку информации, планирование и т. д. И наоборот, может быть и так, что волевые процессы будут оказывать влияние на переработку информации, в частности на степень осознания автоматизированного потока деятельности.
Об этом аспекте нам пока мало что известно (Heckhausen, 1981). Между тем у нас имеется весьма обширный материал наблюдений за мыслительными действиями при решении сложных задач, полученный преимущественно в результате наблюдения за процессом «мышления вслух» (напр.: Dorner, Kreuzig, Reither u. Staudel, 1983). До сих пор этот материал рассматривался и анализировался с точки зрения когнитивной психологии, а не психологии мотивации и привел к построению различных моделей планирования и контроля за осуществлением действия при решении сложных задач. Некоторые разновидности иерархических моделей планирования (например «модель планирования по возможности» (Opportunistic Planning Model) Хэйс-Рота и Хэйс-Рота (Hayes-Roth В., Hayes-Roth F., 1979) или ее развитие Виленским (Wilensky, 1981)) оказались столь сложными, что традиционные границы между когнитивными и мотивационными процессами начали размываться, и последним стало несомненно придаваться все большее и большее значение.
Фаза после завершения действия
С достижением намеченной цели заканчивается лишь внешняя сторона действия, но не весь процесс. Ведь, как правило, следующее действие не начинается до тех пор, пока не будет произведена ретроспективная оценка совершенного действия, а иногда еще и построение планов будущего действия. С прекращением действия «агрегатное состояние» мотивационных процессов снова меняется. Вместо ориентированных на реализацию волевых процессов на первое место снова выходят ориентированные на реальность мотивационные процессы, связанные с аспектами ценности и ожидания. Теперь ожидания, планы действия, предполагаемые результаты и их последствия, которые предвосхищались на прединтенциональной фазе мотивации, можно сопоставить с фактическим ходом и результатами действия, т. е. с фазой волевых процессов, и оценить их адекватность. Такой критический взгляд назад является важным источником формирования опыта.
По всей вероятности, наиболее важная цель, на которую направлены мотивационные процессы после завершения действия, состоит в оценке того, достигнута ли намеченная цель и в какой мере и возможно ли счесть данное намерение выполненным и исчерпанным. Реализованное намерение может означать окончательное завершение действия, однако может также открывать дорогу другому намерению, представляющему собой следующий шаг на пути к некоторой далекой или очень общей цели более высокого порядка. Нереализованность намерения может быть связана с тем, что действие оказалось прерванным, так что на этапе, следующем за действием, могут намечаться дальнейшие подходящие для возобновления действия возможности и продумываться наиболее адекватные шаги по его продолжению или могут восприниматься привлекающие к себе внимание побудительные возможности и средства реализации намерения. Левин (Lewin, 1926) и его ученики заложили теоретические и экспериментальные основы изучения этого этапа; ими было доказано существование тенденции к возобновлению действия (Ovsi-ankina, 1928), исследованы условия забывания намерения (Birenbaum, 1930) и проанализированы определяющие параметры ценности замещающих действий (Lissner, 1933; Mahler, 1933). В более близкое нам время Виклупд и Голвитцер (Wicklund, Gollwitzer, 1982) продемонстрировали замещающий характер так называемого «символического дополнения Я» (т. е. символических атрибутов достижения цели) при преследовании релевантных Я целей более высокого порядка.
Однако причиной того, что намерение оказывается нереализованным, может быть также частичная или полная неудача действия или же непредвиденное противодействие со стороны окружающего мира. В каждом из этих случаев необходимо проанализировать возникшие проблемы и решить их, а также прийти к выводу о том, следует ли оставить в силе нереализованное намерение, изменить его или отказаться от него. Поэтому в «жидком агрегатном состоянии» наступающей после действия мотивационной фазы легко могут произойти изменения решения, от которых были хорошо защищены предшествующая действию и регулирующая действие волевые фазы.
Именно в контексте следующей за действием мотивационной фазы оказываются значимыми когнитивные процессы так называемой каузальной атрибуции достигнутых результатов действия (см. главы 13 и 14). Они дают информацию, важную для решения дальнейшей судьбы первоначального намерения. Если в период расцвета исследований атрибуции в семидесятые годы каузальной атрибуции приписывали всеобщий характер, понимая ее как ядро вообще всех мотивационных процессов и даже ставили ее на место намерений (см.: Meyer, 1973b; Weiner, 1974), то впоследствии стало ясно, что, в основном, она наблюдается и выступает в осознанной форме л ишь в том случае, когда результат действия противоречит ожиданиям, в частности в случае неуспеха (Wong, Weiner, 1981). В той мере, в какой человек видит причины неуспеха в переменных и контролируемых факторах, относящихся к нему самому (наподобие степени усилия или продолжительности действия) или к окружающему миру (например, случай или благосклонность значимого человека) — в противоположность стабильным и не поддающимся контролю факторам, относящимся к себе (недостаток способностей или материальных ресурсов) или к миру (недостаток подходящих возможностей), — он не будет склонен отказаться от выполнения намерения и попытается реализовать его снова, теперь уже с учетом выявленных причин неуспеха.
Между тем некоторые из результирующих тенденций прединтенциональной фазы мотивации могли оказаться преждевременными и ошибочными, а основывающееся на них намерение — «дефектным» в смысле недостаточной его конкретности. Если процесс каузальной атрибуции приводит к признанию наличия причинных факторов, на которые человек не может повлиять, так что и дальнейшие усилия не будут обещать реализации намерения, в некоторых случаях исходное намерение все же сохраняется, хотя и — как, в частности, показали Куль и Хелле (Kuhl, Helle, 1986) на примере депрессивных испытуемых — в «вырожденной» форме. Форма является вырожденной в том смысле, что намерение подвергается «обратному развитию». Оно состоит теперь только из намеченной цели, от которой человек не может отказаться, тогда как остальные его составные части, такие как первоначально намеченные подходящие возможности и шаги по его осуществлению, оказываются отвергнутыми в силу их отсутствия или нереализуемости. Такого рода вырожденные намерения не исчезают бесследно из «резервуара» намерений, они способны вмешиваться в текущую деятельность в качестве инородных ей когнитивных образований и нарушать волевые процессы, регулирующие ее осуществление.
Кроме того, важным компонентом мотивационных процессов после осуществления действия являются эмоции, связанные с оценкой достигнутого результата деятельности. В соответствии с тем, насколько намеченное намерение могло быть реализовано и какими причинами было объяснено осуществление или неосуществление намерения, возникают те или иные эмоции, характерные для системы данного мотива. В зависимости от результата атрибутивного процесса эти эмоции могут относиться индивидом к себе самому, другим людям или объектам и обстоятельствам окружающего мира (см.: Weiner, 1985a). Мотив достижения вообще был определен Аткинсоном как стремление к самооценочным эмоциям, а именно как стремление испытывать гордость и избегать стыда. Самооценочные эмоции несомненно являются непосредственным следствием достигнутого результата, которое может мотивировать соответствующую деятельность достижения и ради которого она может предприниматься. Однако они являются не единственным и не необходимым значимым последствием, которым могут мотивироваться и ради которого предпринимаются действия достижения. Человек может стремиться, например, к реализации той или иной достиженческой цели, чтобы справиться с самой задачей и соответственно ощущать эмоции удовлетворения в случае успеха и эмоции сожаления в случае неуспеха (Heckhausen, Rheinberg, 1980).
Наконец, мотивационные процессы после действия включают в себя еще и элементы, ориентированные на будущее, — если намерение не было реализовано, но и не оказалось отвергнутым или если естественным продолжением данного действия будет следующий шаг в направлении некоторой цели более высокого порядка. Здесь мотивационные процессы после действия плавно переходят в мотивационные процессы, предшествующие действию. Таким образом, круг, упомянутый нами выше при рассмотрении понятия мотива, замыкается.
Краткий обзор главы
Теперь мы можем оглянуться на наше первое путешествие по психологии мотивации. Уже в сфере повседневной жизни мы приобрели немало опыта, который можно отнести к трем основным проблемным областям психологии мотивации. Во-первых, это широкие по содержанию классы ценностей, побуждающих, по всей видимости, человеческие действия: например, такие «мотивы», как достижение, общение и аффилиация, власть, агрессивность. Под мотивами понимаются весьма абстрактные содержательные классы значимых —- и привлекающих к себе, если эта значимость позитивна, — последствий собственных действий. Люди отличаются друг от друга с точки зрения выраженности отдельных мотивов и их иерархии, эти отличия обусловлены онтогенетическими и историческими причинами.
Во-вторых, это влияния текущей ситуации, которые, взаимодействуя со свойственными данному человеку мотивами, инициируют процессы «мотивации». Некоторые из процессов мотивации приводят к образованию намерения. Прочие же остаются пребывать в прединтенциональном состоянии. При этом до сих пор исследования в области мотивации, как правило, исходят из «эпизодического» способа рассмотрения предмета изучения: они возбуждают какой-то один мотивационный процесс и регистрируют множество параметров вызываемого им действия. Естественно, при этом имеет место явное упрощение, если принять во внимание, что хотя процесс деятельности и состоит из отдельных эпизодов, но один эпизод деятельности непосредственно переходит в другой, и в основе этого потока действий лежит целый ряд различных и конкурирующих друг с другом тенденций. В частности, наряду с тенденцией, управляющей текущим действием, всегда имеются в наличии отодвинутые в сторону или прерванные тенденции. Согласно представлениям «динамической теории действия», сила управляющей действием тенденции по мере осуществления действия ослабевает, так что те тенденции, которые сначала были латентными, становятся доминирующими и начинают определять действия.
В-третьих, это условия и процессы, которые отвечают за то, чтобы образовавшиеся намерения при появлении подходящей возможности были реализованы, — т. е. «волевые процессы». Если мотивационные процессы трансформируют желания и опасения с точки зрения того, стоит ли превращать их в цели действия, волевые процессы уже заранее предполагают положительный ответ на этот вопрос. Волевые процессы стремятся инициировать действие, реализующее намерение, и осуществить его.
Наряду с процессом мотивации и регуляции действия можно попытаться объяснить и индивидуальные различия действия. Если поведение того или иного человека не соответствует привычным ожиданиям, у нас всегда наготове способы «наивного объяснения поведения». Они не лишены логики и помогают нам не терять общую ориентацию и контроль за происходящим. Объяснения с первой точки зрения видят причины различий в поведении людей (в одинаковых на вид ситуациях) в соответствующих различиях их мотивов. Объяснения со второй точки зрения сводят различия поведения к влиянию наличной ситуации, тогда как объяснения с третьей точки зрения исходят из взаимодействия личностных и ситуативных факторов друг с другом. При наблюдении с позиции действующего субъекта причины действия приписываются преимущественно факторам ситуации (вторая точка зрения), для внешних же наблюдателей на переднем плане оказываются особенности действующего субъекта (первая точка зрения).
Столь привычные нам объяснения поведения с первой точки зрения в течение длительного времени преобладали и в психологии личности и психодиагностике. Представление о том, что поведение определяют прежде всего устойчивые свойства личности, приводит к ожиданию большей последовательности поведения отдельного человека в различных, кажущихся схожими ситуациях, чем это фактически обнаруживается при ближайшем рассмотрении. Этот парадокс последовательности смущал исследователей вплоть до самого последнего времени и уже породил две серьезные дискуссии — в конце 20-х и в начале 70-х гг.
Однако теперь парадокс последовательности частично утратил свою загадочность. Ситуации и способы поведения, внешне кажущиеся одинаковыми, не обладают одним и тем же значением для всех субъектов действия или наблюдателей, иначе говоря, не являются «эквивалентными». У каждого человека есть свои индивидуально специфичные классы эквивалентности ситуаций и способов поведения, хотя, конечно, классы эквивалентности разных людей могут весьма существенно пересекаться друг с другом. С точки зрения психологии мотивации, классы эквивалентности определяются в конечном счете своей эквифинальностью, т. е. тем, насколько человек верит в то, что определенные ситуации, с одной стороны, и определенные действия — с другой, способствуют либо препятствуют достижению целей, принадлежащих тому или иному специфическому содержательному классу ценностей (мотиву).
Индивидуальные различия классов эквивалентности обусловлены, прежде всего, тремя факторами. Во-первых, люди отличаются друг от друга своими иерархиями ценностных диспозиций (мотивами). Например, интеллектуальные способности могут быть существенной ценностью для одного человека, в то время как другой может относиться к ним совершенно безразлично. Во-вторых, существуют различные, альтернативные, а порой даже противоположные ситуации и способы поведения, которые могут приводить к достижению одной и той же цели. Так, для получения ссуды от другого человека кто-то будет добиваться его симпатии, а кто-то начнет угрожать санкциями, если ссуда не будет ему предоставлена. Оба этих способа поведения являются эквифинальными прототипами, даже если первый человек и не готов угрожать, а второй не способен добиваться симпатии. Наконец, в-третьих, убеждение в том, что поведение отдельного человека является весьма последовательным, подтверждается прежде всего тем наблюдением, что при повторении одних и тех же обстоятельств человек всегда склонен вести себя так же, как и прежде.
Если соотнести вышесказанное с тремя измерениями ковариации «куба атрибуции» Келли, то постоянство поведения в разные моменты времени (параметр последовательности) оказывается более важным для складывающегося у нас впечатления последовательности, чем постоянство поведения в различных ситуациях (параметр специфичности). Это вполне понятно, если вспомнить отом, что при сравнении различных ситуаций и способов поведения труднее раскрыть индивидуальные классы эквивалентности и связанную с ними прототипичность, чем когда мы просто обращаем внимание на повторение одного и того же поведения в одинаковых обстоятельствах (которые по этой причине сами выступают эквивалентными и прототипичными). Кроме того, нам легче это сделать, поскольку нужно вынести суждение о поведении лишь одного человека, а не многих людей одновременно. Такая «идеографическая» процедура не только более проста, но и явно обладает большей точностью. Она защищает нас прежде всег, от «номотетической ловушки». В повседневной жизни все мы наблюдаем скорее с идеографической, чем с номотетической позиции. Конечно, мы свободно рассуждаем в понятиях обыденной речи и об индивидуальных особенностях и влияниях ситуации, представляющихся на первый взгляд номотетическими.
После этих пояснений по поводу индивидуальной последовательности и межиндивидуальных различий поведения мы снова возвращаемся к процессуальному способу рассмотрения. Мотивационные события, соответствующие отдельному эпизоду действия, мы разделили на несколько фаз — а именно на фазу мотивации, предшествующую действию и заканчивающуюся образованием намерения, две фазы волевых процессов: фазу инициирования действия (пока актуализированное намерение не получит доступа к действию) и фазу управления действием, реализующим данное намерение. После завершения или прерывания действия наступает фаза мотивации после действия, в ходе которой ретроспективно оцениваются результаты действия и взвешиваются перспективы продолжения действия в будущем. Решающими переходами в этом многофазном процессе являются возникновение намерения и инициирование действия.
Если принять во внимание тот факт, что в потоке поведения отдельные эпизоды действий непосредственно следуют друг за другом, то станет ясно, что различные побудительные'фазы разных эпизодов часто бывают актуальными одновременно и осуществляются параллельно. Например, взвешивая все «за» и «против» той или иной возможной цели на фазе мотивационной переработки побуждения, человек может быть одновременно занят достижением какой-то другой цели, а после того, как он уже начал новое действие, может продолжать оценивать успешность предыдущего действия. Причем это явно зависит не от силы соответствующей результирующей мотинационной тенденции, соответствующей тому или иному действию, но в гораздо большей степени от того, какие из стремящихся к реализации намерений уже получили контроль над действием. Они должны защищать ход всего процесса от навязывающихся конкурирующих тенденций, независимо от того, находятся ли те в пред- или постинтенциональной фазе или же в фазе мотивации после осуществления действия.
Без такого рода упорядочивания процесса, которое Куль (Kuhi, 1983) назвал «контролем над действием», эффективное действие едва ли было бы возможным. Если какое-либо намерение начало управлять действием, это значит, что оно уже, похоже, победило конкурирующие намерения, даже если и лежащая в их оспоие тенденция к действию являлась гораздо более сильной. Однако экспериментальное подтверждение этого тезиса еще предстоит получить. В противоположность вышесказанному динамическая теория действия предполагает, что побеждает всегда наиболее сильная в данный момент тенденция, причем существует непрерывный поток конкурирующих между собой тенденций и сила осуществляющейся в ходе действия тенденции убывает, а сила тенденций, не получивших еще доступа к действию, нарастает в зависимости от того, насколько их актуализирует данная ситуация.
То, что мы знаем об образовании намерений, отчасти восходит к представлениям и результатам старой психологии воли начала XX столетия (Ах, Джеймс, Ми-шотт). Переход к намерению не обязательно, осуществляется в виде полностью развернутого волевого акта наподобие принятия решения или акта выбора. Уже внутреннего согласия на осуществление намеченного действия может оказаться достаточно (Michotte, Priim, 1910).
На этапе осуществления управляющее действием намерение защищено не только от конкурирующих намерений. Сила волевой тенденции в каждый момент автоматически устанавливается в соответствии с изменяющимися требованиями ситуации осуществления действия. Этот процесс был еще в 1912 г. экспериментально продемонстрирован учеником Аха Хиллгрубером, назвавшим его «мотивационпым законом трудности». Это позволяет объяснить тот парадоксальный на первый взгляд факт, что при усложнении условий или более высокой планке цели человек не только прикладывает больше усилий на протяжении более длительного времени, но и добивается лучших результатов.
Наконец, мотивационный этап после действия является своего рода двуликим Янусом. Он, как и этап до действия, ориентирован не на реализацию, а на реальность. С одной стороны, суть его состоит в том, чтобы оценить достигнутый результат действия как с содержательной, так и с самооценочной точки зрения. Это особенно важно, если результат не соответствует ожиданиям, ибо ретроспективный анализ и оценка могут послужить существенному обогащению опыта субъекта. С другой же стороны, он, естественно, является важным источником зарождающихся и направленных в будущее мотивационных процессов, взвешивающих целесообразность и уместность новых действий или осуществления следующих шагов.
из книги: Хайнца Хекхаузена "Мотивация и деятельность"
Мотивация, и ее роль в обучении собаки
Как сделать работу для собаки желанной?
Мотивация в дрессировке
Мотив как объяснительное понятие
Положительная и отрицательная мотивация в дрессировке собаки